Жизнь в нелюбви - Евгения Черноусова
— Давайте, — прозвучало резко.
Пристав передал бумаги судье, и она занялась чтением, почти водя носом по страницам. Тем временем в дверь протиснулись Горностаева с Ромой. Ксения Владимировна села рядом с Викой, Рома забрался к Вике на колени. Судья закончила чтение, промычала «М-да» и обратилась к Роме:
— Мальчик, тебя Рома зовут? Подойди ко мне. Если боишься, иди с дядей, или кому ты доверяешь?
— Я не бояка, — сердито ответил Рома и подбежал к трибуне. — Куда тут идти?
— Стой здесь. Как твоя фамилия? Сколько тебе лет? Где ты живёшь?
Он бойко назвал фамилию, возраст, адрес, название детского сада, как зовут его лучших друзей. Потом обошёл всё-таки трибуну, сел к судье на колени и печатными буквами написал: Рома, папа, Стас, Вика, Саша и почему-то Милана. На вопрос судьи махнул рукой:
— А! Невеста! Из нашей группы.
— А скажи-ка мне, Рома, кого ты из присутствующих здесь знаешь.
Он перечислил тех, кого записал, добавив «баба Ксеня». Потом огляделся и добавил: «Юля».
— А кого ты больше всех любишь?
— Я всех люблю!
И глядел при этом так радостно, что было понятно, что вправду любит всех.
— Ну, иди к бабе Ксене. Станислав, подойди сюда. Представься… ну, через год паспорт получишь. Ты понимаешь, по какому поводу мы тут собрались?
— Да, вы решаете, кто будет нашим опекуном.
— А кого бы ты хотел в опекуны?
— Вику и Сашу, как сейчас.
— Повернись и посмотри в зал. Кого ты ещё знаешь кроме нынешней твоей семьи.
— Кроме тех, кого Рома назвал, вот родители моей мамы Погодины…
— А почему ты их так назвал, а не бабушка и дедушка?
— Бабушка — это когда добрая, вот как Ксения Владимировна. Она внучек любит. Она с ними и посмеётся, и отругает, если надо, и поиграет. И с Ромкой играет, и меня жизни учит. А Погодиным нужен продолжатель дела, он мне всё время так говорил, когда я маленьким был. Играть нельзя, сиди зубри, не позорь наше имя, а то затрещину получишь! Не нужны мне они, и дело их мне не нужно! Я знаю, что братьев разлучать нельзя, а им только я нужен.
— Нет, они согласны взять опеку и над Ромой.
— Бить такого маленького, — сорвался Стас. — Не имеют права!
— Ты всех знакомых назвал?
— Дядя двоюродный. Мы никогда не виделись, но папа с ним по телефону разговаривал. И фотографии у нас дома есть. Его зовут так же, как папу, Алексей Черкасов, но отчество другое. Они нормально дружили, но он же нас не знает! И уезжать из своего дома мы не хотим.
— Возвращайся на место. Так, заявители… давайте по порядку. Черкасов Александр Александрович.
Саша вышел к трибуне и сказал, что всегда жил в одной квартире с братом, мальчики появились и росли у него на глазах, и расставание ещё и с ним будет для них шоком. Что его жена работала няней в их семье, и дети её любят. Зарплаты у них с женой не заоблачные, но вполне достойные. И жилплощадь помимо квартиры, в которой они живут сейчас, имеется.
Никаких вопросов она ему не задала. Потом вызвали деда, двоюродного дядю и мачеху. Тоже выслушала без уточнений. Потом спросила:
— У сторон есть какие-нибудь дополнения?
Молчание. Судья стукнула молотком и скороговоркой объявила, что, заслушав и рассмотрев… а также учитывая… назначить опекунами ближайших родственников, к тому же фактически уже осуществляющих опеку.
Стас на радостях обнимает Вику, рядом Рома подпрыгивает: «И меня, и меня!», а адвокат ухмыляется:
— Четыре юриста, и ни одному даже рта раскрыть не дала! Ладно я, наше дело правое, и вы не в претензии, а коллегам неловко. В общем, если дед не успокоится, вы знаете, где меня найти.
Но дед подошёл и попросил Стаса отойти с ним для разговора. Саша пробурчал, что он законный представитель, и должен знать, что племяннику в уши льют. Потом рассказал Вике, что Стас у них кремень, дед пытался его убедить, что не надо рвать родственные связи, может, придётся ещё вместе жить, а он ответил, что три года на бокс ходит, так что постоять за себя может. И, если выбирать, то он лучше в детдом отправится, потому что с парнями драться — это нормально, а стариков бить как-то неприятно.
Ещё подошёл к ним поговорить двоюродный брат. Он сказал, что занят сейчас строительством отеля за границей, сообщение с Новогорском неудобное, поэтому на похороны не успевал. Всегда готов помочь, на опекунство пошёл сознательно и хотел бы жить с племянниками, а ещё брат перед смертью просил его подстраховать, дед, мол, богатый, так и дядя двоюродный не беднее.
Юля с братом ушли из зала первыми, и впоследствии ни опеку, ни наследство не опротестовывали.
— Стас, ты чьими словами с судьёй говорил? — спросила Вика, когда они вернулись домой. — Ты знаешь, я считаю тебя умным, но и то, что ты говорил в суде, и то, что в разговоре с дедом, звучит слишком продуманно.
— Мне Ксения Владимировна сказала: кто обижает слабых, тот боится сильных. И спросила, что я могу противопоставить деду, а я ответил: бокс. Ещё нам в школе говорили, что после десяти лет подросток имеет право выбора, так что я знал, что буду с вами. Я за Ромку боялся, поэтому деду угрожал. За брата я его бы побил, я не врал. И я подумал: вот бы нам такую бабушку, она настоящая, не то, что эта людоедка!
— Нельзя так о женщине, о пожилом человеке, — растерянно проблеяла Вика. Потом опомнилась. — Стасик, она же тебя не обижала!
— Её так папа назвал! И она не мешала деду меня обижать!
Жизнь семейная стала размеренной и спокойной, утром у Вики маршрут детсад — работа, вечером детсад — дом, а там ужин, проверка уроков, дела домашние. Было это привычным, она и у мачехи после работы вечно в хозяйственных хлопотах была, ну а с детьми возиться веселее, чем с вечно недовольной старухой. На Сашу она практически не обращала внимания, общаясь только по делу: деньги принёс — молодец; поужинал — чай пей; у Стаса алгебру проверь, я не успеваю.
— Неужели так и будем жить? — тоскливо
