Александра Авророва - Все дороги ведут в загс

— Она тоже у Карпова… откуда вы… не может быть!

«Черт! — выругался про себя майор. — Выдал мужика. А у этой мегеры даже лицо переменилось. Она действительно потрясена».

— Может, я и перепутал, — вслух произнес он. — Давайте выясним более важный вопрос — о болиголове. Вы говорили, Светлана Ильинична рассказывала о нем?

— Да, — отстраненно пробормотала Вольская.

— Когда? Где?

— Не помню.

«А вчера настаивала, что помнишь», — подумал Алферов. Похоже, Евгения Петровна тоже это сообразила и сумела-таки взять себя в руки. Волевая дамочка, что есть, то есть.

— Хотя погодите… конечно, это произошло за столом. Юрская помешана на здоровье, вот она и сообщила, что у нее в аптечке хранится болиголов, который в небольших дозах лекарство, а в больших — яд.

— Это было в начале вечера или в конце?

— Ближе к началу, — без запинки отрапортовала Вольская.

— А все ли при этом присутствовали?

— Тут поручиться не могу. Я не обращала внимания. Вообще-то, Юрская говорила очень громко. Будто нарочно хотела, чтобы услышал каждый.

— Да? — удивился майор.

— Именно так.

— Скажите, а как вы догадались, что у Карпова отравление? Ведь именно благодаря вам так быстро вызвали врача.

— Ну, я все же медицинский работник, — скромно улыбнулась Евгения Петровна, — и неплохой.

— Вы хорошо знакомы с Юрской?

— Да почти незнакома. И с ее мужем тоже.

В тоне звучала настойчивость. Почему? Скрывать ссору с Юрским имело смысл лишь в том случае, если ты знаешь, что покушались вчера именно на него.

— А разве он не приходил в ваш медицинский центр?

— А, вы об этом! — с нарочитой небрежностью махнула костистой рукой Евгения Петровна. — Да, точно, Юрская интересовалась у меня правилами приема. Но у нас такой огромный поток клиентов, что всех не упомнишь. Я думала, вы спрашиваете про личное знакомство.

— Я полагал, вы с Юрским общались лично. Он все-таки не обычный клиент.

— Может, и общались. Кажется, он был не вполне доволен нашими услугами. Знаете, он из тех, кто любит преувеличивать свои недуги, а компьютер-то не обманешь. Пожалуй, что-то смутно припоминаю…

Подобное отношение к критике лица, известного своим сутяжничеством, вызывало большие сомнения. Вольская, опасаясь откровенно наврать (она понимала, что Юрский обязательно скажет правду), явно пыталась сделать вид, что случившееся ей безразлично.

— А разве вы не обещали наказать врача, который вел прием?

— Да? Может быть. Знаете, чтобы успокоить нервных клиентов, мы обещаем им все на свете, абсолютно не придавая этому значения. Вот, наверное, и я так. Только я не понимаю, при чем тут Юрский? Вы считаете, это он отравил Карпова, да?

Последнюю пару фраз Евгения Петровна пропищала тоненьким детским голоском, да еще сделав наивные глазки, и это настолько не вязалось с ее обликом и манерами, что Алферов даже попятился. Акула, притворяющаяся зайчиком, — душераздирающее зрелище.

— Дело в том, что отравить пытались Юрского.

— Не может быть! — ужаснулся зайчик, трогательно сложив лапки. — Вы меня поразили до глубины души! Я представить себе не могла!

«Очень даже представляла, — понял майор. — Либо сама подлила яд, либо о чем-то догадывается». А вслух произнес:

— Если вы видели что-то необычное или у вас есть какие-то подозрения, вы обязаны сообщить об этом следствию.

— Конечно, — закивал наивный зайчик. — Знаете, я боюсь, Юрские не очень-то ладили. Весь вечер Владимир Борисович ухаживал за Майей. Светочке это не нравилось. Я не думаю про нее ничего плохого, но решила вам рассказать, раз вы спрашиваете про необычное и подозрительное. Я правильно поступила?

— Разумеется, — вздохнул Алферов. Он почувствовал, что, войдя в столь неподходящую ей роль простодушного ребенка, Евгения Петровна не намерена с оной расставаться. Ничего из нее больше не вытянешь, будет лишь складывать бантиком губки.

Жизненный опыт не подвел — так оно и получилось. Вскоре Вольскую пришлось отпустить восвояси, а на ее место пригласить счастливейшего из мужей.

Алферов констатировал, что тот на редкость хорош собой. Высокий, стройный брюнет с тонкими аристократическими чертами лица и чарующими глазами. Немудрено, что по молодости Майя в него влюбилась. Теперь-то она понимает, что в мужчине главное — не внешность, а в двадцать лет от девушки этого требовать жестоко…

Вольский молча ждал, пока с ним заговорят. Довольно редкая черта — большинство предпочитают вылезти с чем-нибудь сами.

— Скажите, Алексей Александрович, у вас нет предположений о том, кто мог совершить вчерашнее преступление?

— Нет.

И никаких комментариев, короткий равнодушный ответ.

— Вы лично знали про наличие в доме болиголова?

— Да.

И снова, черт возьми, без комментариев!

— Когда вы об этом узнали?

— В начале вечера. Светочка рассказывала за столом.

Что интересно, даже время полностью совпадает с версией жены. Либо говорят правду, либо заранее позаботились о непротиворечивости показаний.

— Вы помните, кто после пения при свечах первым сел за стол?

— Нет.

— Вы не заметили вчера чего-нибудь особенного? Каких-либо конфликтов, например.

— Нет.

«Ладно, мы тебя выведем из летаргии! — злорадно подумал майор. — Если и это не поможет, значит, я ничего не понимаю в людях».

— А разве Юрский не ухаживал весь вечер за Майей Вахтанговной?

Легкий румянец проступил на щеках собеседника.

— Меня это не интересовало.

— Да я и не считаю, что интересовало, — с невинным видом прокомментировал Алферов. — Просто спрашиваю. Так ухаживал?

— Да. Ничего другого ему не оставалось.

— В каком смысле?

— В прямом, — стараясь, чтобы слова звучали иронично, произнес Вольский. — Если Майя хочет, чтобы мужчина за ней ухаживал, у него нет выбора.

— Да? Действительно, вы должны хорошо ее знать, вы же были на ней женаты. Что она собой представляет?

— Хищница, самая настоящая хищница. Примитивная и жестокая.

— Да? — демонстративно изумился майор. — Вот бы не догадался!

— Разумеется, с первого взгляда этого не видно, — холодно продолжил Алексей Александрович, но щеки его разгорались все ярче. — В былые времена из нее вышла бы дорогая куртизанка, разоряющая поклонников и получающая удовольствие, когда кто-нибудь из них погибает. Она ненавидит мужчин, всех без исключения. Ненавидит и презирает. И вертит ими, как хочет.

— Трудно вам, бедному, с нею жилось!

— Да, нелегко. Она вполне могла отравить Юрского просто так, по злобе. Хотя, наверное, начала бы с меня, но и его могла тоже. Это страшная женщина!