Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

Говоря это, она вонзила иголку в собственное сердце.

– Честно говоря, я о таком варианте думал, – с патологической откровенностью ответил Роман.

Игла вошла еще глубже, Фанни перестала дышать. Черт, что ли, тянул ее за язык?!

– Думал, но раньше, – продолжил Роман. – Раньше… до того, как… – Он запнулся. – До того, как встретил свою женщину! – Слепящий взгляд. – Сказать тебе, о чем я жалею? О том, что так опоздал родиться!

Фанни обмерла. Он не сказал: «Жалею, что ты так рано родилась!», он сказал: «Жалею, что так опоздал родиться!» Разница до крайности субтильна, почти не различима, уловить ее, пожалуй, может только женщина, влюбленная женщина, но какой же бальзам на ее душу прольет эта самая разница!

Фанни ничего не говорила, не могла – боялась, что разрыдается, так она была тронута, так счастлива сейчас.

Сказать ему о своих мечтах, о своих замыслах? Предложить ему…

– А вообще-то маман меня ругала, – со вздохом признался Роман, и Фанни так ничего и не сказала.

– Ругала? Из-за чего?

– Ну, она говорит, что нельзя жить такой бездуховной жизнью, какую веду я, в таком городе, как Париж. Мы тут уже второй месяц, говорит, а ты небось даже в Лувре не был! Гоняешь по улицам без толку… нет чтобы сходить, приобщиться… ну и так далее. Слушай, может быть, нам с тобой и в самом деле… это самое… приобщиться, а? Ты вообще как относишься к картинам и всякому такому?

– Нормально отношусь, – ответила Фанни рассеянно. – Особенно скульптуры люблю. Отлично, давай сходим в Лувр буквально завтра. Я и сама давно хотела сводить тебя туда.

Это просто поразительно, подумала она, до чего же вовремя у его маман прорезалась забота о духовном развитии сына! До чего же кстати! Ведь это именно то, чего хотела Фанни! Да, они уже завтра будут в Лувре!

Если бы она знала, что завтра еще на один шаг подведет любимого к смерти!

А первый шаг он сделал, когда пришел на Пон-Неф.

Впрочем, нет, первый шаг был сделан еще раньше. Раньше, там, в России.

Ибо всякое злодейство должно быть наказуемо.

Бойтесь чрезмерно заботливых жен, господа! Вот вы приходите домой после тяжелого рабочего дня, мечтая поужинать. Против ожидания, жена не треплется по телефону с подружкой и не таращится в телевизор, а на задних лапках бежит к столу, за которым сидите вы, нетерпеливо возя ложкой по клеенке, и тащит вам не просто кучку серого теста с вывалившимися из него кусочками фарша, называемого пельменями магазинными, а несет тарелку невероятного, волшебно пахнущего борща из баранины… Оно вроде бы набивать желудок на ночь для здоровья не полезно, но вспомните, когда вы в последний раз ели борщ с бараниной? Даже и не припоминается! А потому вы начинаете есть, начисто забыв, что очень редко жены бывают добры и заботливы просто так: они вечно норовят в обмен на заботу и ласку что-нибудь от мужа получить. Иногда – ответные любовь и ласку. Но гораздо чаще – наоборот. В том смысле, что в борщок подлит или подсыпан какой-нибудь очень сильный транквилизатор или снотворное, которое заставит вас мечтать только об одном: поскорее добрести до постели и уснуть сном праведника, даже не пытаясь потребовать от жены непременного исполнения супружеских обязанностей. А ей не придется врать насчет несуществующей головной боли, расстройства желудка или бесконечных месячных…

Галине никогда ничего подобного проделывать не приходилось. Однако именно борщ с бараниной был выбран ею в качестве растворителя для некоей жидкости, украденной из отделения. Откушав борща, Константинов сделался хвастлив, болтлив, принялся укорять жену, что она не ценит такое сокровище, какое досталось ей в качестве спутника жизни, а ведь он – сокровище в полном смысле слова! Стоимость его поистине неизмерима! Вот если взвесить и оценить двести восемьдесят пять бриллиантов – тогда, только тогда и можно будет оценить заодно и значимость личности Валерия Константинова…

Галина, женщина очень прозаичная и к фантазиям совершенно не склонная, сначала воспринимала все это как полный бред, ругая себя за то, что поддалась глупым уговорам Эммы, пошла на должностное преступление, нанесла ущерб здоровью мужа, который несет чепуху и, очень может быть, свихнется из-за принятого нейромедиатора (вливала-то его Галина на глазок). Однако, когда она на следующий день пересказала мужнин бред Эмме, та возбужденно воскликнула:

– Вот видишь! Я чувствовала! Я предупреждала! А он сказал, где свой клад держит?

– Нет, – покачала головой Галина. – Не сказал.

– А что ж ты не спросила?! – всплеснула руками Эмма. – Почему не спросила?!

– Не знаю, – простодушно пожала плечами Галина. – Как-то к слову не пришлось.

Эмма взглянула на нее недоверчиво, потом тоже пожала плечами и встала с диванчика, на котором сидела рядом с подругой.

– Хорошо, – сказала она с прохладцей в голосе. – Не хочешь говорить – не надо. В конце концов, это ваши бриллианты, вам и решать, как с ними поступить. Только это очень обидно: когда ты была бедна как церковная крыса, ты мне все доверяла. А как узнала, что твой муж вдруг стал миллионером, так гонишь подругу детства из дому. Ладно, я уйду, мне на ваши бриллианты наплевать. Но я бы на твоем месте поменяла все замки в квартире. Помнишь, вы в прошлом году все втроем уезжали на Горьковское море, в санаторий, а мне оставляли ключ – ходить к вам цветы поливать? Ты представляешь, а вдруг я сделала копии ваших ключей? Обязательно поменяй замки, и как можно скорей!

С этими словами Эмма гордо удалилась, как ни причитала ей вслед Галина, как ни клялась, что и в самом деле знать не знает, куда муженек припрятал сокровище, да и, если честно, не слишком-то верит во всю эту историю…

Итак, Эмма ушла. Но через несколько дней вернулась. Видимо, поняла, что была не права, и захотела помириться с подругой. Однако вот досада: угодила именно в тот вечер, когда Галина ушла на родительское собрание в школу Романа. Близился выпускной, в собрании участвовали и ученики. Дома был один Константинов. Эмма решила подождать подругу и села с Валерием Сергеевичем чай пить.

Разговор сначала не клеился – Валерий при Эмме всегда отчего-то робел и чувствовал себя не в своей тарелке. Все эти годы он никак не мог забыть неловкость, случившуюся на их с Галиной свадьбе: молодой человек, провожавший жениха и невесту в зал регистрации, принял за невесту Эмму, свидетельницу. Галина отошла к зеркалу поправить фату – и вот поди ж ты! Иногда Валерий, незаметно поглядывая на Эмму, пытался представить себе, а вот как бы у него сложилось с ней… в жизни… в постели… Он и сам не понимал, почему всегда терпеть не мог Леху Ломакина, Эмминого мужа, почему так радовался, когда она от Лехи ушла. Глаза у нее были чудесные, такие ясные, светлые, такие чистые! Чудилось, она все понимает, а главное, жалеет Валерия. Но с чего бы ей его жалеть?