Марина Крамер - Марго, или Люблю-ненавижу

– Ну хорошо, – покорно вздохнула я.

Если бы в тот момент я могла увидеть, чем обернется для Мэри эта встреча, я связала бы ее и не выпустила из квартиры.

Я хорошо запомнила день, когда Мэри вышла замуж. Она позвонила накануне церемонии, обливалась слезами, разрывая мне сердце, но отвечать на мои многочисленные «почему» и «зачем» отказалась.

У меня же в голове не укладывалось – как? Особенно потрясло имя жениха – Костя. Значит, настойчивый кавалер все же сумел каким-то непостижимым образом уломать строптивую Мэри. Однако все оказалось куда прозаичнее.

Через неделю после свадьбы они полетели в Париж. На целые сутки Мэри оказалась в моем распоряжении, так как у Кости в Москве нашлись срочные дела, она заявила новоиспеченному супругу, что сидеть одна в гостинице не желает. Влюбленный до пелены в глазах Костя не возражал, и Мэри приехала ко мне.

Открыв дверь, я не сразу узнала мою девочку. Она изменилась так разительно, что, встреть я ее на улице, ни за что не подумала бы, что это она. Во-первых, она отрастила волосы, и теперь они спускались ниже плеч. Во-вторых, она выкрасила их в красновато-рыжий цвет, добавив при этом несколько черных прядей. Она вставила пошлейшие зеленые линзы, но дело даже не в том – взгляд… Господи, что она сделала со своим взглядом? На меня смотрела не моя Мэри. Чужая, самоуверенная, заносчивая стерва. Что произошло с моей девочкой, кто ее так?

– Мэри…

Она улыбнулась одними губами, не ответив на мой изумленный выдох. Бросила сумку на обувную полку, сняла сапоги, короткую куртку с большим меховым воротником-капюшоном и осталась в узких черных джинсах и черном же свитерке, по-прежнему тонкая и излучающая какую-то нервную энергию. Странное дело – я почти никогда не ощущала этой нервозности, когда мы были вдвоем, наоборот – присутствие Мэри в доме не взвинчивало, а успокаивало. Удивительно – комок нервов действует расслабляюще…

Вытащив из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку, Мэри прошла в кухню, забилась в любимый уголок и закурила. Я не была согласна с таким раскладом – я соскучилась, мне нужно прикоснуться, почувствовать запах духов, а не смотреть беспомощно, как Мэри выпускает дым колечками. Я взяла ее за руку и вытащила из-за стола, прижала к себе – и тут моя железная Мэри распалась на куски, разрыдавшись совсем по-детски, всхлипывая и растирая по лицу косметику.

– Мэри, что с тобой? – испуганно спросила я, чуть отстранив ее от себя.

– Погоди секунду… линзы… – пробормотала она и убежала в ванную, зашумела там водой. – Черт, утопила одну, – сообщила она, вернувшись. – Да и ладно, фиг с ними.

– Они тебе не идут, Мэри, – мягко проговорила я, стараясь не обидеть. – У тебя лицо становится совсем простое…

– Косте нравится, – фыркнула она.

– Расскажи, – потребовала я, не продолжая вопроса – Мэри и так знала, что именно меня интересует.

Она вздохнула, пожала плечами:

– Да что тут скажешь, Марго. Замужем я теперь.

– Это я вижу. – Я взяла ее руку и покрутила кольцо на пальце. – Хорош булыжник, видно, не бедный парень этот твой Костя.

– Не бедный, – кивнула Мэри.

– И что – ты его любишь?

– Люблю? – словно пробуя звуки на вкус, повторила она. – Ну, если замуж пошла – значит, люблю, ведь так? Иначе это не брак – правда?

У меня моментально сложилось впечатление, что Мэри не слишком уверена в правильности своего поступка, и теперь пытается оправдать его и найти аргументы в свою защиту.

– Мэри… ну, мне-то не ври, я ведь вижу.

Она замкнулась, замолчала, поджала под себя ноги и уставилась в стоящую на бортике вытяжки картинку. Старая улица – это я сама рисовала когда-то давным-давно. Мэри всегда любила эту картинку, часто замирала в такой вот, как сейчас, позе и словно мысленно переносилась туда, на мощен-ную красным кирпичом дорожку. Мне, кстати, всегда казалось, что она органично выглядела бы именно на такой улице.

– А как же Максим? – решилась я, и Мэри моментально вышла из своего оцепенения:

– Максим? А я тебе разве не звонила – после того как рассталась с ним?

– Звонила. Но что же – все было так серьезно, что тебе непременно нужна была свадьба? Все так трудно, что ты выскочила замуж за человека, от которого, по твоим же собственным словам, тебя воротило несколько лет? Все настолько запуталось, что ты даже не позвала меня на свадьбу, Мэри? – Я задохнулась от своей пламенной речи, налила воды в стакан и залпом выпила. Мэри неотрывно смотрела на меня, по щекам ее текли слезы.

– А ты не подумала, Марго, что мне просто стыдно? Что я не хотела, чтобы ты видела этот фарс? Все эти крики, всю эту толпу армянских родичей и соплеменников, а? Я была там совсем одна – понимаешь? Я не позвала даже отца – потому что не хотела, чтобы он это видел. Это мое наказание, Марго, понимаешь? Одна среди этой толпы, я не понимала ни слова из того, что они говорили… Я проплакала всю свадьбу, наутро вместо глаз было два куска мяса. Но поверь – то, что я сделала, было лучшим выходом. Лучшим, Марго.

Я не понимала этого. Просто отказывалась понимать.

– Мэри, ведь это же неправда. Ведь не может быть, чтобы только замужество являлось выходом… Неужели пощечина – такой повод?

– Да не пощечина, Марго, как же ты не понимаешь? Дело в том, что Макс перестал мне верить. А как жить дальше, если тебе не верят? Если проверяют, шпионят, лезут в твою почту, в телефон? Как жить вместе?

– А Костя не будет этого делать?

– Поживем – увидим, – уклонилась Мэри, но в ее голосе я не почувствовала уверенности. – Марго… ты не обидишься, если я прилягу на часок? Меня в твоем доме всегда к дивану тянет, – пошутила она, и я встрепенулась:

– Конечно, дорогая. Идем, я постелю. Ты ведь до завтра у меня пробудешь?

– Да, мой супружник честно предупредил – в казино пойду с братьями, – хохотнула Мэри, выскальзывая из джинсов. – Видишь – не врет. По бабам – значит, по бабам, – она пыталась шутить, но и в голосе, и в лице была такая тоска, что мне снова стало жаль ее.

И даже обида прошла: ну не пригласила на свадьбу, подумаешь – что я, свадеб не видела?

Мэри уснула мгновенно, как ребенок, утомленный длительной прогулкой. Я укрыла ее одеялом, поправила подушку, задернула штору и вышла в кухню.

Свадьбы… почему-то свои собственные я вспоминала редко, зато вот те, на которых была в качестве гостьи, почему-то то и дело всплывали в памяти. Как эта, например, на которой мы были с Алексом уже после разрыва.

…Я ненавижу и проклинаю себя за эту золотую юбку – в ней я чувствую себя полной дурой, русской проституткой, куклой на чайнике и снегирем одновременно. Почему снегирем – не знаю. Какие-то хохломские цветы на ней вышиты, и от этого выражение моего лица делается неуместным и напыщенным. Он подходит и обнимает сзади – интеллигентно, одной рукой – слегка, словно закрывая меня от чего-то. Иронично вздыхает: