Сара Харви - Приманка для хищника

Тем более сейчас.

Встреча со мной ее не обрадует.

Она никогда особенно мне не радуется, так что удивляться тут нечему, но боюсь, тот факт, что я вернулась полтора месяца назад, а встречаемся мы только сегодня, сведет вероятность ее радости до минимума.

Без пяти двенадцать я уже ждала на улице у дома. Меня била дрожь, и, можете поверить, не потому, что ледяной ветер задирал очередную одолженную у Ники юбку.

За все время, что меня не было, я послала ей, кажется, всего три открытки (одну на Рождество, две — с большим опозданием на день рождения) и одно письмо. Маловато, если говорить об исполнении дочернего долга!

Боюсь, сегодня мне достанется двухлетний запас ворчания. Горы брюзжания, море выговоров, которое захлестнет меня с головой.

В моем возрасте она уже была второй раз замужем, растила ребенка и управляла новорожденным бизнесом, и все это — одной левой.

Она всегда была такой — невероятно компетентной. Возможно, именно поэтому рядом с ней мне всегда было не по себе. Что бы я ни делала, перед глазами у меня маячили ее достижения, а учитывая то, что мне самой ничего особенного достичь не удалось, сравнение явно было не в мою пользу. Правда, я прошла пешком чуть ли не всю Азию и Австралию и при этом осталась в живых, но для моей мамы это не было достижением, а лишь необыкновенно длинным отпуском.

Моя мама свято верит в новую формацию суперженщин, которые могут одновременно делать

карьеру, заботиться о семье, вести социальную жизнь и заниматься дизайном интерьера.

А мне не удается даже одновременно смотреть телевизор и красить ногти. Большая часть лака размазывается по пальцам.

Что касается карьерного роста, никаких особенных позывов к этому я не испытываю. У меня нет призвания, нет всепоглощающего желания стать кем-то… разве что стать счастливой.

Что в данный момент мне явно не светит.

Она подъехала ровно в двенадцать и некоторое время разглядывала меня с головы до пят через окно автомобиля.

Разве не странно, что родители всегда выглядят одинаково независимо от возраста? Словно не прошли годы. Вот мне опять двенадцать, и я жду маму у школьных ворот — меня временно исключили за то, что я затянула прозрачной пленкой унитаз в туалете директрисы.

Она вышла из машины и оценивающе посмотрела на меня.

Я видела, что она не знает, что делать — улыбнуться, поздороваться и обнять меня или положить поперек колена и отшлепать.

Я помогла ей сделать выбор, выдавив радостное «Привет!», которое, надеюсь, звучало как «Боже, я ужасно рада тебя видеть», чмокнула ее в щеку и забралась на пассажирское сиденье.

Она села в машину вслед за мной и, повернув ключ в замке зажигания, обернулась.

— Да, это действительно ты. Чтобы сказать наверняка, пришлось проверить дважды. — Ее сарказм никуда не делся. — Я думала, ты отправилась на Дальний Восток. А ты, видно, прямо из самолета попала в небытие.

— Вообще-то я была в Бангкоке, но ты недалека от правды.

Я попыталась отшутиться, но этот защитный механизм не очень действует с моей мамой, потому что она понятия не имеет, как он работает. Она кинула на меня злой взгляд и вырулила на дорогу в своей обычной манере — в полной уверенности, что все немедленно уберутся с ее пути.

У моей мамы новенький «Мерседес-SL».

Она каждый год покупает новый автомобиль, видимо расценивая машину как модный аксессуар, сумочку, помаду или еще что-то в этом роде. Цвет должен быть «тем самым», или он исчезнет из ее жизни.

К сожалению, хотя ее вкус требует приобретения последних новинок от Ива Сен-Лорана и Дольче и Габбана, ее стиль вождения не вполне соответствует этому имиджу. Она словно живет в той эпохе, когда перед автомобилем шел человек с красным флажком в руках, а пятнадцать миль в час было пределом дозволенной скорости.

— Когда у тебя спортивная машина, каждый засранец хочет тебя обогнать, вот в чем проблема, — ворчит она, двигаясь по встречной полосе и не обращая внимания на затор, который образовался по ее вине.

— Я очень разочарована в тебе. Аннабел. — Это ее следующий комментарий. — Я рассчитывала, что путешествие за рубеж поможет тебе повзрослеть, но. очевидно, ничего подобного не произошло. Поверить не могу, что ты вернулась в страну больше месяца назад и даже не потрудилась позвонить мне. А ты знаешь, что я чувствовала, как беспокоилась за тебя?.. Ты ведь совершенно не в состоянии позаботиться о себе — такая безответственная.

Наклонившись, я вывернула ручку обогревателя на максимум. Совершенно забыла, что значит покрываться гусиной кожей. За эти два года я вообще много чего забыла. Для этого я и отправилась в Австралию. Мама, конечно, не преминула мне об этом напомнить. В ее интерпретации я просто сбежала от ответственности, не хотела взрослеть и решать. чем займусь в жизни.

Да, я не знаю, чем хочу заняться, ну и что? Разве плохо не идти той же протоптанной дорожкой, на которую с такой легкостью вступают остальные?

Вся жизнь как бы запрограммирована. Всем уготовано одно и то же. Рождение, школа, работа, свадьба, дети, кризис среднего возраста, пенсия, смерть. Если посмотреть на нас с расстояния, я уверена, мы похожи на муравьев, повторяющих один и тот же бессмысленный маршрут.

Когда я родилась, дедушка, в своей неподражаемой манере, заглянул в мою колыбельку и провозгласил. что этот ребенок станет или гением, или идиотом. Я точно знаю, что я не гений, ну и о чем это говорит?

Я скажу о чем. О том, что мне двадцать пять, у меня нет дома, нет работы и нет никаких устремлений. Думаю, я верила, что к тому времени.

как вернусь из своей поездки, я уже пойму, чего хочу в жизни. Что я неожиданно обрету себя, цель жизни, возможно, в каком-нибудь потрясающем, волшебном заграничном месте; может, услышу голоса в пустыне, как Джим Моррисон.

Может быть, у меня просто замедленное развитие. Скорее всего, дело в этом. Лифчик я не носила до четырнадцати, последний молочный зуб у меня выпал в пятнадцать, первый раз я по-настоящему поцеловалась в семнадцать, девственность потеряла в… скажем так, почти в двадцать. Боюсь, когда я пойму, чего хочу в жизни, будет уже поздно.

Возможно, я стану первой седовласой старушкой, которая выйдет на подиум во время лондонской недели моды. Учитывая мою везучесть, я вполне могу предположить и такой исход: мне лет восемьдесят и я торгую марихуаной, тяжело опираясь на костыли, у меня вставная челюсть, фиолетовые волосы и на досуге я пью бергамотовый чай.

И не нужно забывать: в самом-самом крайнем случае я всегда могу принять мамино предложение о трудоустройстве — оно всегда в силе. Она хочет, чтобы я работала на нее. Это предложение она повторяет неоднократно, пока мы едем в ресторан, но мне каждый раз удается уйти от ответа, выдавая нечто бессодержательное, то, что всегда ее раздражало. Есть только один способ отвлечь мою маму от предмета разговора: предложить ей другой, который будет раздражать ее еще больше.