Салли Лэннинг - Гувернантка

– Он не позволит тебе! – зло бросила Нина. – Он никогда не простит мне того, что я – мать Келли. Он чудовище, Энн! Это видно по всем его поступкам.

Чудовище? Мужчина, который занимался с ней любовью с такой нежностью и самоотдачей? Все ее существо восставало против такой оценки. Она быстро поцеловала тетю и вышла из заставленной мебелью гостиной. Сердце болело, перед глазами стояли образы Мартина и его элегантных спутниц. Приводит ли он таких женщин в свой большой каменный дом? Сможет ли она вынести это?

Но по мере того как Энн шла по улице, размахивая руками, чтобы согреться, все сильнее звучал у нее в голове голос здравого смысла. Тетя никогда не отличалась добротой и была просто одержима слепой любовью к Келли. Собрать такой альбом, назвать Мартина чудовищем! – все это поступки отнюдь не рассудительной женщины. Так в чем же заключается правда о браке Мартина и Келли? Узнает ли она это когда-нибудь?

Через две недели, вечером в четверг, Энн начала собираться для переезда к Мартину. Сегодня был последний день ее работы в полиции. В прошлую субботу коллеги устроили для нее прощальный обед, и она была тронута, осознав, каким уважением пользовалась в сугубо мужском мирке.

За все это время Мартин ни разу не появился и не позвонил. Утром он заедет за ней и отвезет в свой дом на четыре месяца. Четыре месяца. Они казались ей вечностью. Но Энн уже успешно прошла собеседование в Гарвардской медицинской школе, и теперь будущее приобрело более отчетливые очертания.

Дождь за окном лил как из ведра. Может быть, случится наводнение, и Мартин не сможет приехать? Вот было бы здорово! Энн уложила в чемодан две юбки и, подумав, добавила джинсы и домашние бриджи. Порывшись в шкафчике в ванной, достала шампунь и заглянула в коробку на полке – прокладки, они ей понадобятся. Когда она укладывала их в угол чемодана, ее руки вдруг замерли. Энн похолодела и лихорадочно принялась подсчитывать. Как давно в последний раз она доставала эту коробку? Кажется, полтора месяца назад. Она снова посчитала. Нет. О Господи, нет! Она не могла забеременеть. Только не это!

В ту ночь, когда по ее лицу пробежала ящерица, Мартин прибежал к ней в одних трусах. И он, разумеется, не собирался ее соблазнять. Поэтому они никак не предохранялись. Со стоном отчаяния Энн закрыла лицо ладонями. Неужели это правда? Может быть, всему виной стрессы последних недель? Ведь она так стремилась забыть о Мартине и о своем отчаянном желании снова быть с ним!

Как она посмотрит ему в глаза? Нет, она не беременна. Конечно нет. Просто один раз в жизни ее цикл нарушился. И причины для этого более чем весомые. То, что произошло у них с Мартином, превратило ее в совершенно иную женщину.

Но холод, охвативший сердце Энн, постепенно распространился по всему телу и достиг кончиков пальцев. Она получила удовольствие. И теперь расплачивается за это.

Если она действительно беременна, то не сможет пробыть у Мартина четыре месяца – он догадается. Как можно было быть такой беспечной?! Может, она влюбилась в него? Второй раз, уже став взрослой? О нет, мрачно усмехнулась Энн. Как можно влюбиться в человека, которого не уважаешь? Мне ведь уже двадцать восемь, а не тринадцать!

Машинально она затолкала в чемодан несколько пар носков и нижнее белье. Ну нет, теперь, когда она осознала проблему, все должно уладиться! Наверняка прокладки понадобятся уже завтра. Успокоенная этим Энн упаковала несколько платьев. Затем сняла с книжной полки фотографию родителей, стерла пыль с золотой рамки. Тонкое, интеллигентное лицо матери, заразительная улыбка отца…

Энн прикусила губу. В глубине души она все еще тосковала по ним. Злой рок отнял их у нее так неожиданно, так болезненно той ужасной февральской ночью…

Она крепче стиснула рамку. Если она беременна, значит, носит в себе их внука. Протягивает ниточку от своих родителей в будущее. Внезапно ее охватило теплое и радостное чувство – столь же чудесное, сколь и хрупкое. Она должна беречь себя. Ради своего неродившегося ребенка.

Но затем мысли Энн приняли иное направление. Этот предполагаемый ребенок будет и ребенком Мартина Крейна. Таким же, как Тори. Он захочет, чтобы этот ребенок был с ним. Разве нет? Он не позволил Келли оставить Тори у себя. Возможно, он и Энн не разрешит воспитать ее дитя? Еще одна пешка на его шахматной доске. Она не отдаст ему ребенка. Ни за что!

Энн вдруг почувствовала, что из прикушенной губы идет кровь. О чем она думает?! Она даже не уверена в том, что беременна, а уже тревожится до дурноты о том, как может поступить Мартин! Энн быстро закончила сборы, затем провела три часа, истребляя пыль в квартире мокрой тряпкой и пылесосом до тех пор, пока вокруг все не заблестело, а она не почувствовала себя достаточно усталой, чтобы уснуть.

Спала Энн крепко. Но когда проснулась утром от звонка будильника, очень быстро поняла, что у нее задержка уже на семнадцать дней. Чуда не случилось.

Она надела джинсовую юбку и бордовую шелковую блузку, которые купила на распродаже. Стянув волосы на затылке кожаным ремешком, тщательно нанесла на лицо косметику, использовав больше румян, чем обычно, и светлую помаду. Под конец натянула высокие ботинки и зеленое шерстяное пальто, также купленные на распродаже. Сделав пируэт перед зеркалом, Энн решила, что выглядит просто великолепно – деловой, беззаботной, сдержанной. Чего она не заметила, так это неуверенности в зеленых глазах и напряженной линии подбородка.

Но когда пять минут спустя Энн открыла дверь Мартину, тот, взглянув на ее лицо, заявил:

– Ты выглядишь так, словно собралась на собственные похороны.

Серо-голубые глаза, казалось, видели ее насквозь, снимая все наносное и отмечая только смущение и страх. Энн ответила в тон ему:

– Ты тоже не в лучшей форме.

– Вот как? Это потому что я не был уверен, застану ли тебя здесь. Ты что-то говорила о Монголии.

– Неужели победа так важна для тебя?

– Неужели ты никогда не перестанешь видеть во мне только самое худшее?

– На Эльютере я пришла к выводу, что ты хороший отец, – выпалила Энн и невольно побледнела. Что, если она вторично сделает его отцом? Что тогда?

– Энн, да в чем дело?

Мартин схватил ее за плечи, и его лицо оказалось в нескольких дюймах. Ей тут же хотелось поцеловать его, она почти физически ощущала прикосновение его губ к своим. Отпрянув, Энн сдавленным голосом произнесла:

– Я связала себя на последующие четыре месяца, согласившись переехать в твой дом, – вот в чем дело.

Сорвавшееся с его губ ругательство заставило ее поморщиться.

– Пойдем, – грубо проговорил Мартин. – Все улицы запружены транспортом, а я не хочу опоздать на встречу. Это все, что ты с собой берешь?