Колыбель твоих оков - Лили Вайт

Пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь возможность для побега, я физически ощущаю на себе взгляд моего мучителя.

— Очень тяжело не обращать внимания, когда прямо перед твоим носом происходит то, что происходит, — от моего недавнего запала и след простыл.

— В следующий раз мне стоит спросить твоего разрешения?

— Я ничего такого не имела ввиду, — как бы мне сейчас хотелось провалиться сквозь землю, думаю я. — Нам нужно идти, доклады, наверное, уже начались, — я показываю рукой на двери залов, которые должны вот-вот закрыться.

— А я никуда и не тороплюсь. Я хочу знать, что конкретно тебя разозлило, — Эммануэль делает еле заметное движение в мою сторону, и у меня перехватывает дыхание. Такое чувство, что присутствие Эммануэля даже в пределах видимости, не то, что в непосредственной близости от меня, выбивает у меня почву из-под ног.

Внезапно на меня накатывает такая усталость, что я еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Я не знаю, сколько еще может продолжаться это допрос, у меня уже не остается никаких сил на то, чтобы держать удар. Может, странный напор Эммануэля всему виной? Или я уже сама не понимаю, чего хочу? Я окончательно сбита с толку.

— Зачем вы меня мучаете? Вы делаете это нарочно? Или все-таки непредумышленно? — глаза Эммануэля расширяются, будто он увидел привидение. — Это же нечестно, Эммануэль. Вам меня мучить незачем. Что я вам такого сделала?

— Я… я тебя не мучаю, — либо мои внезапные откровения так на него подействовали, либо Эммануэль впервые в жизни потерял дар речи. — Я просто пытаюсь тебя понять. Я бы никогда не причинил тебе вреда. Намеренно, — добавляет он так, будто на самом деле возможно причинить вред ненамеренно.

Я не знаю, сколько уже прошло времени, но мы так и продолжаем смотреть друг на друга: его яркие, почти темные глаза читают мои светлые. В отличие от нашего утреннего состязания в гляделки, эмоциональный фон сейчас совсем другой. Я все еще чувствую злость и одновременную усталость, а вот в реакции Эммануэля преобладают совсем другие эмоции. Мне кажется, или он напуган?

Одна секунда, и момент упущен — Эммануэль, будто осознав свою оплошность, вновь закрывается от меня. Ни боли, ни страха, ни насмешливого блеска в глазах — лишь привычная надменная невозмутимость отражается на его лице. Так и не сказав ни слова, он разворачивается и исчезает из моего поля зрения.

То ли всему виной моя усталость и искренность, которая так его поразила, то ли я нашла больную точку в системе его ценности, но сегодня на конгрессе Эммануэль больше не появляется.

Глава 12. Зависимость

Практически вся следующая неделя по возвращении в Бостон проходит без происшествий. Эммануэля я не видела с конгресса. Одна из его студенток уверена, что сразу после него он укатил куда-то в Европу, но это не точно.

Оставшаяся часть конгресса пролетела как в тумане. После нашего странного разговора я видела Эммануэля несколько раз, и каждый раз меня не покидало чувство недосказанности. В свою очередь, Эммануэль ни разу даже не взглянул в мою сторону, по всей видимости, решив, что я получила и так слишком много его королевского внимания и большего я не заслуживаю. После своего пленарного доклада, который вызвал бурные овации зрителей, Эммануэль сразу же уехал. Как бы я ни боялась его присутствия на моем докладе, в глубине душе я все же надеялась, что он придёт. Но он так и не появился. И да, несмотря на мое волнение, я выступила достаточно неплохо, но все же меня не покидало чувство, что, если бы он был рядом, я бы чувствовала себя увереннее. Я, наверное, схожу с ума. В противном случае, как один и тот же человек может внушать ужас, трепет, и одновременно незыблемую уверенность в том, что все будет хорошо?

Я занята подготовкой своего предложения по новому проекту, мне осталось немного доработать и добавить иллюстрации, которые я делаю собственноручно, и окончательно вычитать текст. С Изабеллой мы практически не общаемся — как правило, она работает в наушниках, из которых едва слышна попсовая музыка. Я даже рада этому, потому что мне ничто и никто не мешает сосредоточиться на работе, к тому же Изабелла не самый приятный собеседник. Мне хватает приятного для меня общения в лаборатории и на обеденном перерыве или за кофе.

Я решаю поработать в лаборатории в середине недели, в среду или четверг, а еще мне нужно сделать фотографии для моего проекта, поэтому я узнаю у Бруно и Вуна, когда они планируют там быть, чтобы совместить приятное общение с полезным делом.

Когда я прихожу в лабораторию с утра, только захватив лабораторный халат из своего офиса, я вижу, что Изабелла, Бруно и Вун уже заняты работой за своими столами. Почти следом за мной в лабораторию заходит профессор Рустерхольц, а за ним — Мария, сразу скромной тенью проскользнувшая к своему столу.

— Изабелла, я как раз вас искал, — обращается Рустерхольц к моей соседке по офису, слегка кашлянув, — чтобы попросить вас помочь Марии доработать скрипт15 по статистическому анализу.

— Я здесь никому не ассистент, — спокойно отвечает Изабелла, не поворачивая головы. — Пусть сначала почитает мои статьи, там есть вся информация.

Рустерхольц, который, судя по всему, собирался поправить свои очки, замирает с поднятой рукой, почему-то отвечает «да» и так и выходит из лаборатории с криво сидящими на носу очками. Мария занята своей работой, словно происходящее не имеет к ней никакого отношения, мы с Вуном молча переглядываемся, а Бруно сидит за своим столом спиной к нам, и я вижу, как его плечи трясутся от беззвучного смеха. Да, Мария, почему-то и в этот раз никто не позаботился о том, чтобы облегчить тебе жизнь. По тому, как часто Изабелла выдает искрометные заявления, я понимаю, почему многие ее изречения уже разошлись на цитаты. Я вспоминаю слова Вуна о том, что было бы неплохо, если бы Изабелла месяц-другой поработала непосредственно с Лорэном — тогда точно прикусила бы свой язык.

Я задумываюсь о том, что такое жизненное испытание не пошло бы на пользу ни одному здравомыслящему человеку (если только этот человек — не ученый, естественно). Я холодею только от одной мысли о том, что было бы со мной, и как долго я