Дин Кунц - Наследие страха

Глава 11

На следующее утро, когда Элайн проснулась, было 9.45, и сознание того, что она опоздает с утренним осмотром Джейкоба, помогло ей занять свой ум и не дать воли ужасу предшествующей ночи. Тем не менее, когда она приняла душ и привела себя в порядок, она обнаружила, что колеблется — открывать ли ей дверь. Но поскольку она припозднилась и была прежде всего профессионалом в выполнении своих обязанностей, она быстро преодолела нерешительность.

Коридор был пуст, в доме стояла полная тишина.

Она отперла дверь Джейкоба и, войдя в комнату, застала его над остатками завтрака, погрузившимся в чтение утренней газеты.

— А-а, — кивнул он, — доброе утро! Вы, как всегда, прекрасно выглядите.

— Благодарю вас, — улыбнулась она, немного смущенная, как и всегда, когда кто-то делал ей комплимент. — Надеюсь, ваша запертая дверь не причинила никаких хлопот. Мне следовало встать пораньше, но...

— Ничего, ничего, — сказал он, отмахиваясь от любого извинения или предлога, который она заготовила. — Бесс отперла ее и заперла за собой.

— Итак, приступим к ритуалу?

— Доставайте ваши адские приспособления. — Он покосился на шкафчик с шутливым волнением. — Посмотрим, жив я или нет.

Когда осмотр показал, что все настолько хорошо, насколько они могли ожидать, она поинтересовалась:

— Сегодня утром Ли дома?

— Они с Гордоном снова в городе, по делам. Если бы я в молодости работал так же усердно, как они, то никогда бы не дожил до того времени, когда мне полагается хорошенькая медсестра!

Элайн не понимала его бодрости и почему он решил так легко отнестись к происшествию прошлой ночи. Было не похоже — если не считать настойчивого требования, чтобы дверь оставалась запертой, — что он боится кого-то или чего-то.

Она надеялась выяснить то, что хотела знать, и облегчить душу перед Ли Матерли. Если его нет дома, то следующий по счету сочувственный слушатель — Джейкоб.

— Полиция уже разговаривала с Силией? — спросила она, внимательно наблюдая за стариком.

— Да, — сообщил он.

"Так вот почему у него отлегло от сердца, — подумала она. — Наверное, девушка уверенно определила нападавшего на нее как постороннего человека. Но если дело обстоит так, почему он по-прежнему хочет, чтобы дверь его была заперта?"

— Что она им сказала?

Джейкоб сделал вид, что хочет вернуться к своей газете, но все-таки ответил ей:

— Она совсем ничего не помнит. Это было слишком сильным потрясением для нее, бедной. Последние несколько минут, с момента, когда она свернула на подъездную дорожку, — пробел. О них не осталось никаких воспоминаний.

Девушка ничего не сказала, пока размышляла над последствиями потери памяти Силии.

— Ее доктор собирается привести психиатра — посмотреть, не сумеет ли тот восстановить у нее в памяти эти выпавшие минуты, — пояснил Джейкоб.

— Они считают, что ему удастся это сделать?

— Он использует гипноз, чтобы вызывать возрастной регресс у своих пациентов и заставить их вспомнить травмирующие эпизоды детских лет.

Он постарается вернуть Силию к времени нападения. — Старик вглядывался поверх оправы своих очков в заметку на спортивной полосе.

— Когда? — спросила девушка.

— Простите? — Он вскинул вопрошающий взгляд, как будто настолько быстро погрузился в статью, что потерял нить беседы. Было ясно, что он не хочет размышлять на эту тему и ломает комедию, которая, как он надеется, отобьет у нее охоту расспрашивать его.

— Когда психиатр займется Силией?

— Возможно, сегодня.

— Возможно?

— Или завтра, — буркнул он.

— И капитан Ранд собирается просто ждать?

— А что ему еще делать? — хмыкнул Джейкоб, наконец положив газету, убедившись, что его уловка бесполезна.

— Вы говорили ему, что случилось прошлой ночью?

— Ничего не случилось, — отрезал он. Элайн была настолько удивлена его заявлением, что лишилась дара речи.

— Мы все скоро узнаем, — уверенно заявил Джейкоб. — Когда психиатр добьется того, чтобы Силия описала нападавшего, они мигом его обложат.

— Прошлой ночью вы не считали, что это чужак, — напомнила она.

— Прошлой ночью мне приснился плохой сон.

— Это было кое-что другое.

— Нет, — упорствовал он. — Ночной кошмар. Она поняла, что старик снова сопротивляется тому, чтобы принять правду. Он колебался между рациональностью и почти абсурдной степенью бегства от действительности, с прятаньем головы в песок. В данный момент он разыгрывал свою страусиную роль.

Элайн решила, что бесполезно говорить ему о вывернутой лампочке ночника. И вероятно, он наотрез откажется принять ее историю о человеке, который пытался взломать ее дверь лезвием ножа. Он не хочет верить, а значит, не поверит. Ей придется подождать Ли Матерли и все ему рассказать. Он разберется, как поступить. Скорее всего, он сразу же позвонит капитану Ранду.

— Ну что ж, — вздохнула Элайн, — пожалуй, я схожу посмотрю, найдется ли у Бесс что-нибудь на завтрак в столь поздний час.

— Идите, — разрешил старик. — Со мной все будет хорошо.

— Я проведаю вас после ленча.

Но когда она открыла дверь, Джейкоб подался вперед в своем кресле, наугад складывая газету на коленях.

— Пожалуйста, заприте дверь. Она повернулась к нему, спрашивая себя, улетучится ли его напускная бодрость.

— Зачем?

— Мне так будет спокойнее.

— Почему?

Старик смотрел на нее с болью, как будто имел дело с ребенком, которого любит, а ребенок твердо вознамерился ему насолить. Лицо его было напряжено, таило в себе лавину чувств. Глаза его переполняла печаль, вынашиваемая долгое-долгое время, печаль, ставшая столь же глубокой, как его душа. Он явно был не в силах предложить ей другую причину. А если бы ему пришлось рассказать правду, объяснить природу страхов, которые ему хотелось отрицать, он бы не выдержал и расплакался — и у него вполне мог случиться еще один приступ его тяжелой болезни.

Она считала себя его другом, что означало — она не допустит слез. А как его медсестра, она не могла допустить нового приступа болезни.

— Хорошо, — кивнула она.

Элайн закрыла дверь и заперла ее на замок, проверила ручку, потом поспешила вниз по лестнице и вдоль узкого коридора на первом этаже в направлении кухни.

Когда она открыла дверь кухни, Бесс завывала, как будто ее ударили, — отрывистым, пронзительным воем от боли.

Глава 12

В первый раз за много лет Бесс лишилась дара речи и была не в состоянии выполнять свои обязанности. Обычно седовласая веселая женщина была живой и разговорчивой, суетящейся со своими делами, словно заводная машина, которая не может остановиться, пока ее ходовая пружина не распрямится. Однако теперь ее румяное лицо было пепельно-серым, болезненным и обреченным и ее обильная энергия почти иссякла, так что она поникла и согнулась.