Мануэль Филипченко - Киллерёныш

Скорей всего, за ним наблюдали, потому что, едва он пришел в себя, как появился шеф.

Свищ не спеша подошел. Придвинул ногой стул. Сел. Основательно устроился. Закурил.

Он пару минут молчал, разглядывая Игоря из-под тяжелых век.

— Ну что, Грач, долетался, — наконец начал он. — Я ж тебя предупреждал, не иди против Султана, он очень опасный тип. Теперь вона чем обернулось. Ты не думай, я тебя не со зла здесь держу. Меня Султан попросил тебя найти, да к нему доставить. А там уж ваша разборка. Мое дело — сторона.

— Где мальчик?

Только этот вопрос беспокоил сейчас Игоря.

— А что с ним? — вполне искренне удивился Свищ. — Я пацана не брал, я не отморозок какой-то. По понятиям живу. Это люди Султана; с него спрос.

— Ну, и когда... – Игорь запнулся, сплюнув сгусток крови. – Когда меня Султану сдавать будешь?

— А че мне спешить, — осклабился Свищ. — Он мне че, сват, брат? Пусть бабульки зашлет сперва, как обещал.

— Так ты меня продаешь, выходит?

— Ни хрена не выходит! — разозлился Свищ, швыряя недокуренную сигарету в угол. — Ты мне тоже никто! Тебя по-любому Султан завалит, а я между вами не хочу влезать, а так хоть лавэ срублю. Все, базар окончен, сиди здесь, жди.

Свищ резко поднялся, и не глядя больше на Игоря, вышел, захлопнув дверь.

Игорь закрыл глаза, проклиная собственную глупость. «Что же с Антошкой?..» — сверлила единственная мысль.

А Антон тем временем тоже приходил в себя. Голова была тяжелой, неподъемной. Словно чугунная гиря. Слегка подташнивало. Очень хотелось пить. В воздухе витал сладковатый запах эфира. Кровать как-то странно покачивало. Или это ему казалось спросонья?

Руки мальчика были туго скручены веревкой, на глазах тугая повязка — совершенно непрозрачная.

Он попытался сначала сесть. Вроде получилось. Он уперся спиной в стенку, попробовал встать. Но пол ощутимо качнуло и мальчик свалился обратно на кровать. Нет, не показалось ему — пол действительно качался под ногами.

Занемевшими пальцами мальчик стянул повязку на лоб. Зажмурился. Потом из-под ресниц осмотрелся. Первым что он увидел, было странное круглое окошко над кроватью, в которое ярко било солнце. Антошка, опираясь о стену, поднялся, и взглянул в него.

И снова зажмурился. Ослепила его блестящая поверхность воды. То ли озеро, то ли море — не разобрать.

Тут за спиной кто-то негромко и деликатно кашлянул. Антошка вздрогнул. Увлекшись, он не услышал, что в каюту вошли.

Вошедший оказался маленьким улыбчивым человечком. Солнечный луч блеснул на его совершенно лысой, отполированной голове.

— Ну-с, как спалось, молодой человек? — словно добрый доктор, спросил он.

— Спасибо, неплохо, — мрачно сказал Антон. — Я пить хочу. И где я? Почему вы меня связали?

— Не волнуйтесь, сейчас и пить принесут, и поесть. А связали вас ненадолго. Вот через часик отойдем подальше от берега, и развяжем. Отдыхайте пока.

Больше всего этот мужчина походил на хорька. Такой же вертлявый, остроносый, с такими же бегающими крохотными глазками.

Он вышел, а через минут пять вошел снова с подносом.

Большая бутылка «Колы», ваза с фруктами, булка и толстый нарезанный батон колбасы остался на столе, когда дядька испарился за дверью.

Есть не хотелось, а вот воды Антошка выпил довольно много.

А потом мальчишка повторил трюк, виденный им в каком-то боевичке. Он приподнял вазу и с силой шарахнул ею об угол койки. Осколки брызнули по всей каюте. Пока на шум прибежали, Антон успел спрятать острый осколок стекла, размером с ладонь, под матрац.

Два орла, «одинаковых с лица», с крючковатыми носами, молча собрали остатки пиршества; один треснул по затылку, уходя, скорей для порядка, чем со зла.

Антошка остался один, лег на кровать, немного поплакал, а как же без этого. Потом вынул осколок, рассмотрел, перепрятал под подушку. Пошевелил затекшими от веревок руками, да и спать завалился. Не отошел еще от эфира.

А вот Игорю не спалось. Он подошел к двери, с силой стукнул пару раз ботинком, проверяя на прочность.

— Че нада? — тут же раздалось снаружи. — Будешь шуметь, ваще свяжем на хер! Глохни, падла!

Игорь отошел, прогулялся по периметру комнатенки, поковырял ногой доски в полу; вдруг с гнильцой окажутся. Но пол был сделан добротно, стены крепкие, у выхода бойцы Свища толкутся.

Лег Игорь и стал потихоньку проволочку с матраса откручивать, насколько руки скованные дотягиваются. Виду старался не показывать, знал, что присматривают. Получалось плохо, сталь почти не гнулась, зазубрины острые царапали пальцы до крови. А сколько у него оставалось времени, было неизвестно.

То ли во сне, то ли сквозь дрему, почудилось Антошке, что входил кто-то в каюту, смотрел на него, цокал языком, по ноге погладил ладонью теплой и тяжелой, перстнем царапнул. Но трудно было глаза открыть да глянуть — сон не давал.

Только когда стемнело немного, проснулся Антон. Головой мотнул, Морфея прогоняя; сел, достал осколок свой. Осторожно попробовал веревки перерезать. Минут с десять ушло, пока распалась петля. Антошка растер посиневшие уже ладони и услышал, как к двери подходит кто-то, за ручку тянет.

Набросил мальчик остатки веревки обратно на руки, лег, глаза прикрыл, из-под век смотрит.

Вошел мужчина, плотно сбитый, с большим пивным животом. Узкие прорези монгольских глаз глянули на мальчишку.

Из-за спины гостя выглядывал маленький лысый дядька, что заходил уже утром.

— Вот, Султан Рахметович, это и есть тот мальчик, — с подобострастной улыбкой сказал он. — Что прикажете делать?»

— Вижу, вижу, — добродушно сказал хозяин. — Я заходил уже. А что делать... Через пару часов в «нейтралку» выйдем, там я им и займусь. А пока следите, чтоб не сбежал, да накормить не забудьте, мне он довольным нужен.

Мальчик остался один. Обещание заняться им показалось Антошке каким-то зловещим и сулило мало приятного.

На столе снова оказался поднос с фруктами, но не до еды было. Ждет Антошка чего-то неизвестного, а чего и сам не знает.

А хозяин яхты, Султан Рахметович, уже известный читателю, не утерпел. И получаса не прошло, как он обратно вернулся, в каюту к мальчику.

Щелкнул задвижкой.

Смотрит на него Антон, глаз не сводит, от страха сжался весь. А Султан надвигается медленно, упорно. Улыбка застыла на лице — ненастоящая, словно маска гипсовая, — а глаза маслянистой похотью подернулись. Антошка хорошо такие глаза знает, и что ждет его, теперь тоже понял.

Но не зря ведь говорят: «Не загоняй зайчонка в угол, он во льва превращается.»