Линда Ховард - Ложь во спасение

Когда она сравнила нынешнее состояние с тем, когда она увидела его впервые, подключенного ко всем тем приборам и мониторам, с множеством трубок, присоединенных к его телу, это показалось не чем иным, как чудом. Прошло всего четыре недели, но тогда он был немногим лучше овоща, а теперь оказывал влияние силой своей личности на всех, кто входил в его палату, даже на доктора. Тогда его лицо было опухшим и в кровоподтеках, теперь же твердая линия челюсти и четкий разрез губ очаровывали ее. Она знала, что пластические хирурги восстановили его раздробленное лицо, и задавалась вопросом об изменениях, которые увидит, когда повязки снимут полностью и она впервые сможет действительно рассмотреть его. Его челюсть немного отличалась, стала более квадратной, более худощавой, но этого следовало ожидать, так как он сильно потерял в весе после ранения. Его борода казалась более темной, потому что он был очень бледным. Она хорошо успела ознакомиться с его челюстью и бородой, так как каждое утро брила его. Поначалу это делали медсестры до тех пор, пока он не пришел в сознание и не дал всем понять, что хочет, чтобы Джей брила его и никто другой.

Вокруг его черепа больше не было толстого слоя марли. От точки над правым ухом вниз по диагонали спускался большой зубчатый белый шрам к задней левой части его черепа, но волосы уже достаточно отросли и совсем не походили на ежик новобранца в учебном лагере, и начали закрывать шрам. Новые волосы были темными и блестящими, они никогда не подвергались влиянию солнечного света. Его глаза все еще покрывали повязки, но, несмотря на то, что теперь марлевые подкладки и бинты стали намного тоньше, чем прежде, верхняя часть его носа и скул все же оставались скрыты. Повязки мучили ее, она хотела видеть его новое лицо, решить для себя, хорошо ли пластический хирург сделал свою работу. Она хотела ассоциировать его личность с его новым лицом, изучить его темные глаза и увидеть все те вещи, которые искала в нем все время их брака и не смогла найти.

— Кожа на ваших руках очень нежная, — сказал доктор, который занимался его ожогами, срезая последний из бинтов, и подал знак медсестре убрать их. — Будьте осторожны с ними, пока новая кожа не огрубела. Сейчас руки покажутся вам непослушными, но вы должны начать работать ими, тренировать их. У вас нет никаких повреждений сухожилий или связок, так что спустя какое-то время вы снова сможете пользоваться ими в полной мере.

Медленно, мучительно Стив согнул пальцы, морщась от боли. Он подождал, пока доктор и медсестры не покинули палату, а затем обратился к ней:

— Джей?

— Я здесь.

— Как они выглядят?

— Красные, — честно ответила она.

Он снова согнул их, затем осторожно потер пальцами правой руки левую, затем наоборот.

— Странно как-то, — проговорил он, слегка улыбаясь. — Они ужасно чувствительные, как он и сказал, но на ощупь моя кожа такая же гладкая, как попка ребенка. Теперь у меня нет никаких мозолей. — Его улыбка резко исчезла, сменившись хмурым взглядом. — У меня были мозолистые руки.

Он снова исследовал свои руки, будто пытаясь найти что-то знакомое, медленно потирая подушечки пальцев между собой.

Она мягко засмеялась.

— Однажды летом ты так много играл в бейсбол, что твои руки стали такими же жесткими, как невыделанная кожа. У тебя были мозоли на мозолях.

Он все еще выглядел задумчивым, затем его настроение изменилось.

— Иди сюда и сядь ко мне на кровать.

Заинтригованная, она сделала, как он велел, сев перед ним. Изголовье его кровати находилось в вертикальном положении, так что он сидел ровно, и они оказались с ним почти на одном уровне. Она только сейчас заметила, насколько он возвышался над ней. Его голые плечи и грудь, несмотря на вес, который он потерял, все еще поражали ее, и снова она задалась вопросом, что за работа у него была, чтобы настолько развить торс.

Он неуверенно протянул к ней руку и коснулся ее волос. Понимая его мотивы, она старалась сидеть спокойно, в то время как его пальцы пропускали пряди ее волос. Он ничего не говорил, просто поднял другую руку и обхватил ее лицо ладонями, его пальцы легко скользнули по ее лбу и бровям, вниз по линии ее носа, по ее губам, скулам и подбородку, прежде чем спуститься по шее вниз.

Она затаила дыхание, но даже не заметила этого. Медленно он обхватил пальцами ее шею, как будто измеряя ее, затем прошелся ладонями от ямочек ее ключиц к плечам.

— Ты слишком худая, — пробормотал он, обхватив ее плечи ладонями. — Ты что, плохо питаешься?

— Вообще-то, я даже немного прибавила в весе, — прошептала она, начиная дрожать от его прикосновений.

Спокойно, целенаправленно его руки спускались вниз к ее груди, пока пальцы не накрыли ее. Джей резко вдохнула.

— Тише, не бойся, — проговорил он, поглаживая мягкие холмики.

— Стив, нет, — но ее глаза начали закрываться по мере того, как горячее удовольствие заполняло ее, заставляя кровь медленными мощными толчками струиться по венам. Его большие пальцы потерли ее соски, и она задрожала, чувствуя, как грудь в ответ напряглась.

— Ты такая мягкая, — его голос огрубел еще больше. — Бог мой, как я хотел дотронуться до тебя. Иди сюда, солнышко.

Он проигнорировал боль в руках и притянул ее к себе. Затем обнял, обхватив руками так, как мечтал много раз с тех пор, как ее голос вырвал его из темноты. Стив чувствовал ее гибкость, ее мягкость, ее теплоту, и все внутри переворачивалось от удовольствия, когда он ощутил ее грудь, прижатую к его груди. Он обонял сладость ее кожи, почувствовал мягкий шелк ее волос, и с резким приглушенным звуком желания, потребности нашел ее губы.

Мужчина уже был знаком с ее ртом и был готов просить, умасливать, настаивать до тех пор, пока она не согласилась бы на поцелуй этим утром, а потом вечером перед своим уходом.

Он знал, что ее рот был широким, полным и мягким и что ее губы дрожали каждый раз, когда она целовала его. Теперь он склонился к ней, накрывая ее губы своими, настойчиво нажимая, пока она не раскрылась и не позволила ему проникнуть туда, куда он так жаждал попасть. Он смог почувствовать, как она задрожала в его руках, когда он проскользнул языком в ее рот и попробовал на вкус ее сладость. Проклятье, каким же он был дураком, когда позволил ей убежать от него пять лет назад? То, что он не мог вспомнить, как они занимались любовью, бесило его, потому что он хотел знать, что ей нравится, и каково это — быть в ней, и было ли им действительно так хорошо вместе, как кричали об этом все его инстинкты. Она принадлежала ему, он знал это, чувствовал это, как будто они были связаны. Он углубил поцелуй, вынуждая ее ответить на него так, как, он знал, она может и хочет. Наконец она судорожно задрожала, и ее язык встретился с его, в то время как ее руки обвились вокруг его шеи.