Екатерина Гринева - Искуситель, или Весь мир к моим ногам
– Н-да! Любимый город постепенно вымирает. Не думал, не гадал, что увижу его таким.
– Давно здесь был в последний раз?
– Семь лет назад. Когда бабка умерла.
– А сам где живешь?
– Птица перелетная, – рассмеялся Виктор. – Одно время жил в Подмосковье, потом переехал в Тулу, затем – в Питер. Но и там не прижился. Сейчас снова вернулся в область.
– Что так? С работой связано?
– Да. Вернее, c ее отсутствием. После Чечни трудно входить в обычную жизнь. – Его лицо помрачнело. Я решила сменить тему.
– А я в Москве тружусь-работаю.
– Тебя вся страна знает, можешь не рассказывать. Я смотрел твои передачи.
– И как?
– Интересно. Ты – на своем месте.
– Спасибо, а то я иногда сомневаюсь в этом.
– Не сомневайся, ведущая из тебя классная: и юмор, и подколы, и аналитика. Все как надо. Взрывоопасный коктейль. Любо-дорого посмотреть. Не то что другие ведущие – «говорящие головы».
– Тонкий комплимент.
– Сущая правда. Слушай, давай зайдем в кафе. Я уже маленько проголодался. С утра встречался с одним человеком, пока поговорили, то да се. Потом поехал к тебе, и сейчас бы не отказался перекусить.
Они остановились у кафе «Подводная лодка».
– Ну что? Зайдем?
– Зайдем, – откликнулась я.
Я взяла себе только кофе. Витя – два салата и мясо в горшочке. После еды он неожиданно предложил:
– Слушай, может, заедем ко мне? В бабкину квартиру. Она после ее смерти пустует. Все думал продать, да как-то руки не доходят. Да и память все-таки…
– Поехали…
С самого начала в нашем разговоре витала некая недосказанность, незаконченность, это требовало завершения.
Едва я переступила порог квартиры его бабки – маленькой, со старой мебелью и ситцевыми занавесками, как он подхватил меня на руки, смял, приник к губам так жадно, торопливо, как будто сто лет ни с кем не целовался. А может быть, и ни с кем так. Меня буквально расплющил этот вихрь, и не было ни сил, ни желания сопротивляться. И только одна мысль билась в это время: «Кто бы мог подумать!»
Поцелуй отдался в теле дрожью. Я ощущала мускулистое стройное тело, мужские руки на спине и бедрах и понимала, что проваливаюсь в бездну… Я двигалась вместе с ним, и из глубины моего существа рождались стоны наслаждения, которые было не удержать. Мое тело словно обожгло и опалило, когда он проник в меня, и это потрясало… Я уже давно не чувствовала такой полноты обладания и слияния с мужчиной. Я испытывала страсть, нежность и вместе с тем удивительный покой, как будто после долгого путешествия наконец прибыла в собственный дом.
– Тебе хорошо? – прошептал он.
В ответ я улыбнулась и на мгновение закрыла глаза.
– Очень.
И опять его губы смяли мой рот, и водоворот страсти забурлил с новой силой. Яростная волна подняла меня вверх, и я кричала, не слыша собственного голоса.
Я приходила в себя, блуждая взглядом по светлым стенам, по дивану, на который он швырнул меня, лихорадочно стягивая одежду… потом я повернулась к нему. Витя смотрел в потолок и выглядел странно отрешенным.
«Что со мной, cо страхом подумала я? – У меня только что погиб муж, а я здесь с Витей».
– Вить! – позвала я его.
Он повернулся ко мне.
– Да?
– Что же мы потеряли столько времени?
– Ирония судьбы.
– Точно. По-другому это и не назовешь.
Я провела пальцем по его плечу и спине.
– У тебя татуировка в виде пагоды. Откуда?
– В Чечне сделал. Так, по дури. Думал, будет красиво…
Какое-то время мы еще лежали в постели и молчали. Потом он встал и пошел в ванную, и вскоре я услышала шум льющейся воды.
Я села на диване и стала подбирать с пола раскиданную одежду. Когда Витя вошел в комнату, я уже стояла у окна: одетая и причесанная.
– Вот те на! А я хотел повторения.
На кухне, за чашкой чая, я проговорила, смотря ему в глаза:
– Мне нужно кое-что тебе рассказать…
Он весь как-то сразу подобрался, стал сосредоточенным, серьезным.
– Понимаешь… – начала я. – Мне недавно подбросили одну кассету. Поскольку я ведущая телепрограммы, то подумала: кто-то оставил свой репортаж. Но когда я стала просматривать, то… – я сглотнула, – то поняла, что кто-то задал мне задачку. Которая требует решения. В этом материале Захаров резвится в бассейне вместе с воспитанниками интерната. Учитывая, что там сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, – картинка складывается мерзкая. Я поехала на место, поговорить с директрисой. Но она наотрез отказалась со мной разговаривать на эту тему. Оно и понятно – Захаров для них царь и бог, благодетель, благодаря которому, как она выразилась, они с голоду не умирают. Я еще раньше зацепила его тем, что дала в своей программе репортаж об отданном ему под фонд старинном московском особняке и несанкционированных переделках внутри здания. Он полез в бутылку: как я посмела, как я могла. Посыпались угрозы от него и его помощников. Словом, начался накат. И поэтому когда я просмотрела материал, то подумала, что кто-то раскопал сенсацию и, зная о моем «теплом» отношении к Захарову, сунул эту кассету мне. Прямиком по адресу. Впрочем, кассету у меня украли прямо из сейфа. И материалов сейчас на руках – нет. А прищемить хвост этому олигарху-самодуру хочется. Он уже охоту на меня объявил: когда я поехала в интернат, меня трое бандюхаев преследовали – я с трудом от них ноги унесла. Потом мою дочь, точнее, падчерицу похитили. Муж погиб – его машину взорвали… – Я закрыла лицо руками и некоторое время сидела так.
И еще… я почувствовала страстное желание рассказать Вите о своей боли, о сыне… Так захотелось поделиться, что я не сдержалась.
– Вить, у меня был сын…
Он застыл на месте.
– Сын?
– Да. Я когда уехала покорять Москву, была глупой, молодой и мало что соображала. Пришлось несладко, но я никому об этом не рассказывала; терпела и молчала. Жила вся в себе… Я… сошлась с одним человеком, а он меня обманул, и я стояла перед выбором: делать аборт или оставить сына. Я приняла решение оставить. Точнее, мне один человек помог – я шла по бульвару и плакала, села на скамейку, а он присел рядом, cпросил, в чем дело, и сказал, что лишать ребенка жизни – грех и я должна обязательно оставить его. Представляешь? – я подняла на Витю глаза. Он внимательно слушал меня. – Я родила сына, квартирная хозяйка сразу выставила меня, я осталась буквально на улице. И тогда я решила вернуться сюда и оставить ребенка одной нашей родственнице – Ирке Зябликовой. Только я одного не учла, что Ирка любила выпить и, стало быть, являлась человеком ненадежным. Но в тот момент я не могла об этом думать, Ирка была для меня спасением, единственной ниточкой, за которую я могла зацепиться. Когда все вокруг рушится, хватаешься и за соломинку. Вот в таком положении была я в то время – без всякой помощи и поддержки. Никому не нужная со своим ребенком, одна против всех. Звучит ужасно мелодраматично и напыщенно, но тогда все так и было. Я приехала в наш город и отдала ребенка Ирке, cунула ей деньги и попросила растить его пока. Ирка кивала головой: да-да, все будет в порядке, не беспокойся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});