Алюшина Татьяна - Утоли мои печали

– Да, бабуль, ладно, – не очень довольным тоном перебил ее Виталя. – Всем известно, что дед оплатил мою учебу и проживание в Милане и что потом дал деньги на открытие бизнеса.

– Которые ты замечательно профукал, и бизнес первый раз у тебя не получился. Но получился второй, и теперь ты вполне успешный дизайнер, – улыбнулась она внуку и медленным, изучающим взором обвела всех, кто сидел за столом. – При любой возникающей проблеме вы прибегали к отцу и просили, просили, просили: машины, квартиры, устроить дела, помочь в бизнесе, оплатить учебу, курсы, дать денег на шикарный отдых. И мы с отцом все эти годы оплачивали ваши потребности и капризы. Петя ничего не накапливал на счетах, все, что он зарабатывал: все государственные премии, начисления за патенты, гонорары за статьи и научные работы, все он тратил на вас. Теперь, дети мои и внуки, Петеньки больше нет, и вам пора самим отвечать за свою жизнь и становиться взрослыми. – Она помолчала, явно сдерживая слезы. – Никакой материальной помощи больше не будет, и никаких связей в случае неприятностей или чего-то еще – тоже. Учитесь жить сами.

– Ну а что с коллекцией? – спросила Марина и предположила: – Ее же можно продать?

– А точно, ба! – подхватил инициативу Виталя. – Ты же теперь владелица коллекции и можешь ее толкануть! Или каждому из нас раздать по картине. Это ж деньги офигенные!

– А что? – поддержал его двадцатилетний Игорь. – Давай, ба, продадим ее и станем миллионерами офигительными. Дома за границей понакупаем, бизнес какой замутим, а? И все в шоколаде будут.

– Между прочим, Гоша хоть и в вульгарной форме, но высказал дельную мысль, – поддержала сына Алевтина. – Если коллекцию продать на серьезном аукционе и не целиком, а по картине, то можно заработать сотни миллионов долларов. А это совсем другая жизнь, мам. Другая.

– Значит, так! – вздохнув глубоко и долго выдохнув, весомо заявила Глафира Сергеевна. – Что я сделаю с коллекцией, никого из вас не касается. Понятно? Повторяю еще раз: учитесь жить самостоятельно и рассчитывать только на себя, на свои силы и на помощь друг друга. Никаких денег, продажи полотен, аукционов и спасительных актов по улучшению вашей жизни больше не будет! Постарайтесь это уяснить. Советую вообще забыть, что есть коллекция, к вам она не имеет никакого отношения, – и обратилась к адвокату: – Благодарю вас, Николай Львович. Оставайтесь на чай, Тонечка испекла свой фирменный пирог. Но простите, я удалюсь.

Родня загудела, загалдела, обсуждая сказанное, но Глафира Сергеевна, не обращая на них больше внимания, начала тяжело подниматься из-за стола. Гриша тут же оказался рядом, помог встать и проводил в ее комнату, где уложил на кровать и присел рядом на небольшой пуфик.

– Ну, что, ба, – усмехнулся он, – разворошила ты наш муравейник.

– Ничего, им полезно, – печально усмехнулась Глафира Сергеевна и поделилась переживаниями: – Я давно размышляла об их образе жизни и с Петенькой обсуждала эту проблему. Разбаловали мы их, совсем разбаловали: чуть что, бегут к отцу: спаси, помоги, дай денег, подключи связи. Он все посмеивался, пусть, мол, говорит, вот помрем, тогда и повзрослеют. А куда еще взрослеть? Когда внукам старшим уж скоро тридцать стукнет, а им все родительская сиська нужна. Ну, вот не стало Петеньки… – она резко замолчала, справляясь со слезами, – …и что теперь? Если б Петенька дом мне не отписал, наверняка бы свару сейчас устроили, делить наследство принялись. Испортили мы детей с Петрушей.

– Ну, не все так плохо, бабуль, – успокоил ее Гриша. – Просто, как каждому современному человеку, им не хватает денег, вот они и болтают.

– Нет, Гриша, – очень серьезно возразила она. – Упустили мы с Петенькой детей, что-то сделали неправильно. Баловали, наверное, слишком.

– Ну а как же отец? – спросил он.

– Да, Павлуша, да, – согласилась бабуля, – чистая душа, ученый все же.

– Да и дядь Вася был классный, – подбросил оптимизма Григорий. – Он замечательный мужик был.

– Да, Васенька был светлым человеком, – с тяжелой грустью в голосе сказала она.

– Ну, вот видишь! – порадовался внучок. – А ты «разбаловали»! А Костик?

– И Костик хороший мальчик, – и она протянула руку и погладила его по голове. – И ты, – грустно улыбнулась. – Петенька в тебе души не чаял. Так любил, так любил. Больше всех любил.

– Знаю, бабуль, знаю. – Григорий, перехватив ее руку, поднес ее к губам и поцеловал ладонь. – Я тоже его любил больше всех, – и усмехнулся хитро: – И тебя. Вас с дедом больше всех любил, только ты остальным не говори.

– Не скажу, – вступила с ним в заговор бабуля и устало попросила: – Ты иди. Я отдохну немного.

Григорий тихо вышел из ее комнаты, осторожно прикрыв за собой двери, и прислушался к шуму, доносившемуся сюда из гостиной, где все еще жарко обсуждали родственники несколько своеобразное завещание деда.

Все эти дни Григорий старался находиться возле бабули, ради чего и перебрался на время в усадьбу. Тетка Валя лично провела обследование свекрови, взяла у нее все анализы и назначила укрепляющее лечение. Глафира Сергеевна ничего, молодцом, старалась держаться, только первые три дня после гибели мужа совсем слабенькая была, но на похороны взбодрилась, а сегодня вон выдержала оглашение воли деда, да еще такую отповедь родным дала.

А Григория одолевали нелегкие мысли. Помимо основной: кто и за что убил деда, более прозаичные: что ему пора уезжать, а бабулю оставлять не хотелось, почему-то тревожно за нее было, но он успокаивал себя мыслями, что бабушка не одна, вся семья с ней, да и отец с мамой обещали, что будут как можно чаще проводить с ней время.

Пора ехать, пора. Вот девять дней пройдут, и поедет.

А на девятины произошло то, что изменило всю его жизнь.

И его изменило. Совсем.

Поминальные мероприятия устроили в НИИ и в усадьбе. С самого утра в дом потянулись люди – соседи по поселку, потом ученики Петра Акимовича, коллеги по академии, друзья, знакомые – люди приходили, выпивали, поминая, закусывали и уходили, уезжали, а им на смену шли еще новые. В пять вечера Глафира Сергеевна обратилась к гостям:

– Мы благодарим вас всех за то, что пришли помянуть Петеньку, но извините, нам бы хотелось остаться тесным семейным кругом и помянуть его еще раз семьей.

Гости быстро попрощались, и первый раз за много лет двери дома были закрыты в середине дня летом. Стол «освежили», накрыв легкой закуской заново, разлили в рюмки и бокалы водку, наливку и вино. Бабуля тяжело поднялась с места, держа рюмочку в руке.

– Вечная память тебе, любимый мой Петенька, – сказала она без слез. – Вечная память и Царствие Небесное. Я знаю, ты меня там дождешься, и мы снова будем вместе, – выпила полную рюмку и села на место.