Проклятая благодать - Тилли Коул
Оглядевшись, я увидел, что несколько сучек, одетых так же, как и Фиби, подвели к мужчинам, те повалили их на колени и делали с ними все, что хотели.
— Хочешь одну, просто выбери, — сказал Мейстер.
Он поднял на меня бровь. Я попытался сформулировать ответ, но мне пришлось очень постараться, чтобы удержать себя в руках, когда я увидел, что платье Фиби задралось, обнажив ее киску. Рука Мейстера была между ее ног, его палец проникал внутрь.
— Может быть, позже, — сумел сказать я.
Но внутри меня все кипело. Болезненные, убийственные мысли проносились в моем мозгу, и в центре их было мертвое тело Мейстера. Все мысли с его бледной кожей, покрытой кровью, и глазами, выколотыми кончиком моего ножа.
Стул Флейма отлетел назад, и вдруг мой брат оказался на ногах и выскочил за дверь.
— Что, бл*дь, с ним такое? — спросил Гиммлер, сидя рядом с Мейстером.
Этот ублюдок не переставал наблюдать за нами.
— Не очень ладит с толпой, — ответил Ковбой.
— Да кого это волнует? Посмотри, как он убивает. Кому какое дело, если он не любит публично трахаться?
Мейстер подмигнул мне, потом положил руки на щеки Фиби и повернул ее голову ко мне лицом.
Она вздрогнула и застонала, ее глаза пытались сфокусироваться. Я не был уверен, было ли это из-за того, что рука Мейстера была в ее киске, или из-за того, что он крепко держал ее за лицо.
Возможно, и то, и другое.
— Это гребаная земля обетованная, Карсон. Все это — наша награда за службу нашей расе, за службу, которую мы оказали нашей стране. Мы можем брать то, что хотим, когда хотим, — он улыбнулся. — Смотри.
Мейстер потянулся к передней части платья Фиби и разорвал материал. Обрывки упали на пол, обнажив слишком тонкое тело. Не было ни одного дюйма, который не был бы покрыт отметинами.
— Эта шлюха — моя. Но она пыталась ослушаться меня, пыталась сопротивляться, поэтому я научил ее, как себя нужно вести.
Он повернул рот Фиби к своему и прикусил ее нижнюю губу.
Она вскрикнула, ее тело дернулось.
Он засмеялся.
— Разве не так, Фиби? Показал тебе, кому ты, мать твою, принадлежишь, тогда, в лачуге стоматолога?
Его лицо приобрело строгое выражение.
— Кому ты принадлежишь? — потребовал он.
Каждый мой мускул напрягся, когда она тихо, как по заученному, произнесла:
— Мейстеру.
— Хорошая девочка, — он поставил ее на ноги. — Так покажи мне, — он наклонился вперед. — Покажи мне, как сильно ты меня любишь.
Фиби повернулась к нему лицом, как чертова марионетка на веревочке. Она наклонилась вперед, ее задница поднялась вверх. Я вцепился в подлокотники своего стула, чуть не вырвав гребаное дерево, когда увидел, что он преподавал ей уроки, как следует. В каждое гребаное отверстие.
Фиби уперлась сиськами в лицо Мейстера и, даже под действием наркотиков, на моих глазах превратилась в гребаную соблазнительницу. Ее тело извивалось, когда она прижималась голой кожей к груди Мейстера, ее руки держались за ручки кресла. Я не мог оторвать от нее глаз, пока она вводила свой сосок в рот Мейстера, сжимая его затылок, пока он усердно сосал, а она стонала, словно смакуя это дерьмо.
А потом она опустилась на колени, ладони ее рук пробежались по бедрам Мейстера. Глаза ублюдка остекленели, наполовину от виски, наполовину от вида его игрушки на коленях, опускающейся ртом к его промежности. Ее дрожащие руки начали расстегивать его ремень, затем пуговицы на джинсах.
Я оглядел комнату и увидел, что мудаки дрочат, наблюдая за ней. Другие трахали своих шлюх на эту ночь. Это выглядело как субботняя вечеринка гребаных Палачей. По крайней мере, клубные шлюхи сами предпочитали, чтобы их киски трахали я и мои братья. Мои глаза встретились с глазами Викинга и Ковбоя. Я увидел в них огонь. Огонь и неверие. Руки Викинга были сжаты в кулаки на коленях, а нога Ковбоя подергивалась. Братья были в шаге от того, чтобы наброситься на этого ублюдка и уничтожить его.
Задыхающийся звук вернул мое внимание к Мейстеру и Фиби. Голова Мейстера была откинута назад, его член был в руке Фиби. И она подносила его ко рту.
Ее спина выгнулась дугой, а бедра покачивались, как будто она уже трахала его. Сучка зарычала, заглатывая кончик и втягивая в горло весь член. Она не задыхалась и даже не вздрагивала, глубоко заглатывая член Мейстера. Он зарычал во все горло, положил руку ей на голову и накрутил пряди. Он был груб, практически срывая ее волосы с головы. Но Фиби только сильнее сосала.
Я вспомнил, что она была выращена для этого дерьма в том культе. Пророк развратил ее, чтобы она привлекала новых членов секты. Я понял, почему эта сучка была гребаной сиреной.
Рычание и стоны Мейстера становились все громче, когда она брала его сильнее, быстрее, глубже. Окружающие нас деревенщины вскрикивали, кончая. И тут Мейстер взвыл, оттолкнул Фиби от своего члена и схватил ее за руку. Он поднял ее на ноги и развернул лицом к себе. Затем, не теряя времени, он притянул ее к себе на колени и вогнал свой член в ее киску.
Фиби вскрикнула, ее руки упали на плечи Мейстера.
— Двигайся, — приказал он.
Бедра Фиби задвигались на его члене, а его руки потянулись, чтобы раздвинуть ее задницу. Он ввел два пальца в ее попку. Она закричала, когда он грубо задвигал бедрами, беря каждую ее дырочку.
Мои руки сжались в кулаки, когда он трахал ее и трахал, с каждой секундой все сильнее и сильнее. Наконец он издал протяжный стон и вошел в нее в последний раз.
Фиби двигала бедрами, пока Мейстер не вытащил пальцы из ее задницы. Взяв ее затылок, он направил ее вперед и наклонил ее рот к своему. Он впился в ее губы, пока ее тело дергалось. Затем оттолкнул назад, снимая со своего члена.
— Очисти его, — хрипло приказал он, зрачки расширились.
Фиби опустилась на колени и взяла его вялый член в рот. Ее язык облизал его плоть, слизывая сперму.
Мейстер провел пальцами по ее волосам, словно гладил проклятую собаку. Он оттолкнул ее голову от своего члена, и Фиби поднялась на ноги. Мейстер выпрямился, обессиленный, засунув свой член обратно в штаны.
— Танцуй,
