Лэйси Дансер - В погоне за миражами

Его губы сурово сжались.

— Несмотря на то, что я часто работал на угнетенных, платили мне лучше, чем просто хорошо. Когда мне исполнилось тридцать, я уже пять раз был миллионером. И еще я устал. Я был по горло сыт обманами, увертками и тем, что все время надо держаться настороже. Так что я ушел. Взял деньги и купил себе остров и новую жизнь. На этот раз я действительно стал свободным. За мной не было долгов — не надо было заходить в клетку, которой я не выбирал. Не надо было подчиняться правилам, установленным не мной. И мир не вторгался в мою жизнь — если я сам этого не хотел.

— Так что ты отгородился от всех людей — точь-в-точь как я.

— Это не то же самое. Проклятье, я ведь мог бы быть кем-то гораздо лучшим. Черт побери, за последние семь лет моей жизни я это прекрасно понял. Неужели ты думаешь, что мне нравится об этом знать?

Каприс почувствовала, как в нем поднимается ярость — и приняла ее, как приняла и его самого. Она поймала его голову, обхватив руками за щеки, и заставила смотреть себе прямо в глаза.

— По-моему, ты чувствуешь себя виноватым в том, что сам не чувствуешь, не ощущаешь и не считаешь важным. У всех есть на это право. Разве вера в одно какое-то правительство — это правильно? Ты ведь сам признаешь, что выбирал себе ту сторону, которую считал правой. С моей точки зрения, это гораздо более порядочно, чем если человек принимает участие в войне, в которую не верит, исключительно ради гражданства в некоей стране.

Куин вглядывался в ее глаза, пытаясь отыскать там хоть тень неискренности. Вопреки тому, что он ожидал. Каприс его не осудила.

— Я такой, какой есть, — признал он в конце концов, понимая, что на этот раз частичную правду надо сделать полной. Каприс дала ему гораздо больше, чем он мог надеяться. Было бы только справедливо, чтобы он вернул ей этот дар.

Каприс пригладила ему волосы на левом виске. Под ее пальцами мощно бился пульс.

— Женщина, пусть даже целиком ушедшая в деловую карьеру, всегда может определить краску, даже такую хорошую, как у тебя. А какого цвета они были?

— Черные.

— У тебя еще остались враги, да?

Она думала о его шрамах и о ненависти, которая должна была двигать рукой, эти шрамы оставившей. К ней пришел страх — леденящий, непреодолимый. Прикрыв глаза, она попыталась с ним справиться. Куин не поймет, что это страх за него'', но он обязательно его заметит. Поначалу она не видела в нем человека, которого можно ранить. Она ошибалась. Поэт, циник и реалист — все его ипостаси по-своему ранимы. Он положил к ее ногам свою душу: несравненный дар. Она скорее умрет, чем прибавит ему хоть один невидимый шрам.

— Слишком много.

Куин впитывал в себя ее тепло. В своей жизни ему часто приходилось рисковать. Смерть уже давно мало что для него значила. Но вот жизнь, эта жизнь, эти мгновения рядом с Каприс заставили его снова испытывать желания, стремиться к чему-то, помимо свободы, и даже помимо страсти и этой женщины, подарившей ему ее. Ему хотелось завершения, хотелось замкнуть кольцо энергии, возникшее с самим временем. Каприс могла подарить ему это. В ее теле было семя его собственного будущего, в ее душе было его сердце, в ее разуме — его желание. Слияние двоих в одно целое уже началось. Если сейчас она уйдет, то он останется получеловеком, обреченным бродить по коридорам пространства и времени, поистине одиноким, навсегда прикованным к тому, что могло бы быть.

Каприс открыла глаза, заглянув в светлые глубины его взгляда. Человек с таким умением, как у него, должен знать, как прятаться. Она заглянула под его маску.

— Другое имя?

— И это тоже — не раз.

— Ты рискуешь, когда уезжаешь со своего острова?

— Немного, но не слишком. Я бы не приблизился к тебе, если бы считал, что вместе со страстью несу тебе опасность. — Он наклонился и приник к ее губам в поцелуе, в котором было обещание. — Я уже очень давно не занимаюсь этими делами: большинства из тех, кто меня знал, скорее всего уже нет в живых.

На секунду он припомнил врага гораздо более страшного, чем все остальные, и который все еще был жив и продолжал охоту. Но прошло уже много лет с тех пор, как Густаву удалось почти его найти. Он не потерял осторожности, но начал верить в то, что его новая легенда достаточно надежна, чтобы он мог жить спокойно.

Каприс успокоенно вздохнула. Она не может не верить Куину.

Он накрыл ее руки своими, и свет особенно ясно подчеркнул его шрамы. Ему нужна была уверенность, нужно было услышать слова, сделавшие прошлое действительно прошлым.

— Ты сможешь жить с тем, что узнала обо мне?

Каприс прижалась губами к тыльной стороне его правой ладони, а потом посмотрела на него, давая понять, что не допустит, чтобы он продолжал сомневаться в ней и ее словах.

— Ты не безупречен. Но я этого и не просила. — Помолчав, она задала вопрос, на который ей надо было получить ответ. — Ты будешь снова этим заниматься?

Он покачал головой:

— Никогда.

И на ее лице появилась улыбка, постепенно прогоняя напряжение, державшее их в тисках с минуты его первого признания.

— Тогда я могу с этим жить.

Куин глубоко вздохнул, и все тело его содрогнулось. Еще один дракон повержен — самый опасный.

— Я этого не забуду, — прошептал он, приближая к себе ее лицо для поцелуя. Секунду он наслаждался простым прикосновением их губ. Пламя страсти было теплым угольком, жившим благодаря ее вере и тому, что она приняла его таким, какой он есть. Это робкое пламя надо было беречь. И он готов был это делать. Предсказание оказалось большим, чем было обещано — большим, чем то, на что он надеялся. Он потянулся в будущее — и нашел ключи к прошлому. Каприс.

Глава 8

Куин смотрел на двери, через которые Каприс должна была пройти, на стоянку машин. Он не глядел на часы — у него было прекрасно развито чувство времени — и знал, что уже далеко за пять, а Каприс должна была закончить работу в пять часов. Правда, сама она не обращала на это внимания. Получив работу в «Мартинвилле», она изменилась. Каприс сменила К.Р. Теперь она говорила быстро и решительно, как в те первые несколько дней их знакомства в Атланте. Походка у нее стала стремительной, привлекающей внимание, одежда и прическа тоже соответствовали образу молодой служащей. Куину не нравились эти перемены, но пока он ничего ей не говорил. Вместо этого он выжидал: надеялся, что она сама заметит, во что превратила себя, служа этому божку, поняла, сколько времени крадет из ее жизни потребность в успехе, осознала, как такая жизнь отражается на ее личности. Прошло три долгих недели — а он все ждал. Но больше он ждать не намерен. Сжав кулаки и сощурив глаза, Куин был готов перейти к решительным действиям.