Брэм Стокер - Врата жизни

– Леонард, честно говоря, я подразумевала совсем другое. Но я искренне рада буду помочь тебе! Я вовсе не собиралась говорить с тобой о долгах. Как же ты не понимаешь… О, Леонард, если бы ты был моим мужем… или… собирался им стать, вообще не было бы никаких проблем. Но я совершенно не хочу, чтобы ты подумал… – и тут голос предательски дрогнул.

Она не могла выговорить того, что задумала, что лежало у нее на душе. Внезапно Стивен спрятала лицо в руках, чтобы скрыть пылающие щеки. Вот, теперь подходящий момент для любовного признания! Если бы она была мужчиной, и женщина только что сказала ей все это, уж она бы не медлила с ответом! Мужчина обязан сейчас броситься к ней, схватить ее в объятия, пылко произнести слова любви, которые смоют ее чувство стыда!

Но она сидела на скамье совершенно одна. Никто не бросался к ней с объятиями, никто не говорил о любви, ничто не могло избавить ее от жгучего стыда. Его придется перенести самой, своими силами. Кровь пульсировала в висках, надо было взять себя в руки, собраться с чувствами и мыслями.

У Леонарда Эверарда было немало слабостей и недостатков, он был создан из гораздо менее ценного материала, чем полагала Стивен, однако в нем присутствовало благородство крови и воспитания. Он не вполне понимал, чего хочет его собеседница, но видел, как сильно она взволнована и расстроена. Однако ее внезапное огорчение последовало за более чем щедрым предложением, так что он считал своим долгом утешить девушку, а потому заговорил мягко и неспешно, испытывая неловкость, которую чувствовал бы на его месте любой мужчина. Он взял ее за руку – такому жесту он научился в общении с барышнями после танцев, на ступенях оранжереи. Стараясь быть нежным и милым, он тем не менее не удержался от досадливой гримасы, которую Стивен не заметила:

– Прости меня, Стивен! Наверное, я сказал или сделал нечто неуместное. Но я не знаю, что именно. Честное слово, не знаю! В любом случае, я ужасно сожалею, что расстроил тебя. Успокойся, дорогая! Ты знаешь, я не твой муж, так что у тебя нет нужды огорчаться.

Стивен собрала всю свою отвагу. Если Леонард не говорит то, что она ожидала от него, она скажет это сама. Она должна. В данный момент уже немыслимо не довести дело до конца.

– Леонард, – начала она торжественно, – может быть, однажды это будет так?

Леонард был не только законченным эгоистом, но еще и педантом чистой воды. Он был буквально помешан на соблюдении правил приличия. Годы, проведенные в Итоне и Крайстчёрче, научили его многому – и мудрому, и весьма глупому, и интеллектуальному, и светскому. И одним из приобретений стало безупречное, неукоснительное следование светскому кодексу поведения. Ему и в голову не приходило, что дама может зайти так далеко, пренебрегая этикетом и традициями. Проявить инициативу в столь деликатном вопросе, как вступление в брак?! Леонард был потрясен, он хотел в данный момент лишь одного: немедленно покончить с неловким, стыдным, недопустимым разговором.

– О, нет, этого опасаться не стоит! Ты для меня слишком властная и решительная!

Сами слова и та легкая небрежность, с которой он их произнес, были для девушки, словно удар хлыстом. На мгновение она побелела, потом вспыхнула – не только лицо, но и шея стали пунцовыми. Это был не стыдливый румянец, а алая краска шока и глубокого стыда. В своем легкомыслии Леонард и подумать не мог, что именно испытывает сейчас Стивен, а потому продолжил:

– О, да! Знаешь, ты всегда стараешься управлять другими людьми, строить парня по своему усмотрению и вкусу. Человек, которому посчастливится жениться на тебе, Стивен, станет настоящим подкаблучником!

Леонард не собирался оскорблять собеседницу или проявлять жестокость по отношению к ней, он в этот момент был совершенно искренен и честен с ней. Просто он не умел думать о чувствах других людей. Но такова уж природа людей, что в момент опасности сильная натура инстинктивно бросается в бой, защищая свои интересы. В глазах Леонарда нарушившая приличия Стивен мгновенно потеряла женственность и ореол слабости, а сама она приняла его слова как вызов, требующий логичной и взвешенной реакции. Если бы Леонард Эверард специально хотел спровоцировать ее на объяснения, он едва ли смог бы найти лучший способ. Однако он был немало удивлен, услышав ответ Стивен.

– Я была бы отличной женой, Леонард! Человек, которого я полюблю и буду почитать как мужа, не будет несчастным! – голос ее зазвенел, она едва сдерживала эмоции. Даже сама Стивен почувствовала, что говорит необычным тоном, и это еще больше усилило ее напряжение, ей хотелось немедленно вскочить с места, воскликнуть нечто резкое, и немалого труда стоило сдержаться.

Казалось, прошло много времени, прежде чем Лео нард снова заговорил, каждая секунда паузы тянулась, словно вечность. Стивен почти устала ждать его реакции и была удивлена ответом.

– Ты выбрала очень точные и мудрые слова, Стивен!

– Что ты имеешь в виду? – с трудом проговорила она.

– Ты сказала о любви и почтении. Но ты забываешь о такой добродетели, как послушание.

Делая это заявление, Леонард расслабился, снова вытянул ноги и даже улыбнулся – широко и снисходительно, с чувством мужского превосходства. Ему казалось, что он мило шутит, ненавязчиво указывая на естественные слабости другого пола. Стивен долго смотрела на него – сперва с гневом, но потом гнев сменился незнакомым ей прежде чувством беспомощности, в итоге она успокоилась и даже испытала некоторое восхищение. С древних времен женщины выбирали мужчин, которым хотелось подчиняться, но и тысячелетия спустя британских дворян воспитывали в тех же традициях, внушая вековые правила этикета и правила взаимоотношений между полами. Мужчина должен быть предметом восхищения и почитания для жены. Это так часто повторяли, так уверенно демонстрировали на практике, что подавляющему большинству и в голову не приходило ставить эту аксиому под сомнение. И даже самые свободные по духу женщины в глубине души сохраняли тень древнейших убеждений.

Леонард Эверард имел все основания быть довольным собой. Высокий, крепкий, благородного происхождения, хорошо образованный, он представлял собой отличный образчик молодого представителя британского высшего класса. Он не видел в себе ни малейшего изъяна.

Пока тянулась пауза, настроение Стивен радикально менялось. Раздражение, волнение уходили в прошлое. Она смотрела на Леонарда и впервые осознавала, что перед ней существо совершенно иной природы, а потому с ним невозможно обращаться теми методами, которые идеально подходили по отношению к ней самой. Эта мысль принесла облегчение. Она понимала теперь логику его поведения, и все вставало на свои места. Тот факт, что нужно искать индивидуальный подход к каждому человеку, был для нее открытием. И, размышляя о своем, она произнесла вслух – больше для себя, чем для Леонарда: