Елена Арсеньева - Моя подруга – месть

Это был обычный караван-сарай, которых в Египте по дорогам пустыни натыкано несчетно. Витрины загромождали баночки с кока-колой, горы жевательной резинки, пирамиды «Кэмела» и арсеналы бутылок с питьевой водой.

В грязноватом помещении за пластиковыми столиками сидели какие-то мужчины – должно быть, водители десятка машин, сгрудившихся позади бетонно-блочного строения, а также владельцы тройки сомнамбулических дромадеров, стоявших там же. Сидели, курили, лениво тыча вилками в кебаб, засыпанный горкою пряно пахнущей травы, нетерпеливо смотрели на помост, устланный дешевым потертым ковром… Марьяна где-то слышала, что в таких караван-сараях, на таких сценах наемные девки обычно исполняли танец живота, а потом «принимали на грудь» всех желающих.

Абдель толчками прогнал Марьяну через зал – на них сонно, безучастно оглядывались. Они оказались у дверцы с вырванной защелкой. За ней – туалет с двумя кабинками. В одной переодевалась какая-то коренастая девица. Под складчатым животиком колыхалась черная, сплошь расшитая бусинками юбка, сквозь которую просвечивали пухлые ляжки. Девица безуспешно старалась уложить тяжелые груди в тоненький парчовый лифчик, но он беспрестанно расстегивался.

Увидев Марьяну, девица явно обрадовалась.

– Эй, застегни, подруга, – сказала она по-английски тоненьким голоском, несуразно вылетевшим из недр ее расплывшегося тела. – Или хоть завяжи как-нибудь. Мне сейчас танцевать, а тут…

– Лицом к стене, – шепотом скомандовал Абдель, выхватывая из-за пояса револьвер. – И не оборачивайся, а то я тебе уши на спине завяжу, клянусь бородой пророка! А ты, – это уже к Марьяне, – быстро умывайся, чтоб не воняло от тебя. Развели свинарник!

Да, поистине кошачье пристрастие Абделя к чистоте, похоже, второй раз спасло Марьяну. Если бы не он, Салех забил бы ее насмерть, это она прекрасно понимала, а потому, не сказав ни слова, принялась умываться над осклизлой, треснувшей раковиной, полоскать рот и замывать пятна рвоты на зеленом крепдешине комбинезона.

Потом Абдель приказал ей набрать воды в несколько пустых бутылок, стоящих над раковиной, и нести к машине.

Танцовщица, все это время безропотно простоявшая лицом к стене, мигом застегнула свой злополучный лифчик, стоило только Абделю спрятать револьвер. Марьяна робко подумала, что она сейчас поднимет крик, и это заставит девицу позвать своих поклонников, но девица и не глянула в их сторону: мелко переступая и раскачивая свои многопудовые телеса, она поплыла на сцену, откуда уже доносилась пиликающая мелодия танца.

Салех, маявшийся возле автомобиля с искаженным злобой лицом, сунулся было к Марьяне, но Абдель, даже не замахиваясь, беззлобно ткнул его в подвздох пухлым кулаком и устало попросил «не дергаться». Потом добавил еще что-то по-арабски, и не зря, очевидно, Марьяне послышалось слово «босс»: Салех стал как шелковый и безропотно принялся наводить в автомобиле порядок, щедро выплескивая в салон воду из бутылок и рысцой бегая за новой.

Да, получалось, Марьяне было за что благодарить не только Абделя, но и этого неведомого босса… за многое, если не за очень многое! Во всяком случае, она пока жива.

Съежившись под стеной караван-сарая, дрожа в своем промокшем крепдешине (ночью в пустыне трудно, почти невозможно поверить в дневную адскую жару!), она исподтишка оглядывалась по сторонам, ища путь к бегству – и не находя его. Во-первых, толстый Абдель не спускал с нее глаз. Во-вторых, единственным человеком, у которого она могла просить помощи, был тощий старик с лысым черепом, похожий в своей белой рубахе на древнеегипетского жреца и глядевший на Марьяну и ее охранников провалившимися, высохшими глазами мумии.

Cалех оказался неуклюж и возился с уборкой долго. Марьяна так замерзла, что почти с радостью залезла в салон автомобиля, столь щедро вспрыснутый Абделем из баллончика с надписью «Eau de toilette», что она невольно расчихалась. Теперь – очевидно, в целях безопасности ценного груза – Абдель сел на заднее сиденье, а Салех угрюмо сгорбился за рулем, исподтишка бросая в зеркальце мрачные взгляды на Марьяну и Абделя, которого это, похоже, от души забавляло.

– Ревнует твой дружок, а? – то и дело спрашивал он. – А может быть, сжалишься над ним?

Он до такой степени опостылел Марьяне со своим поистине черным юмором, что она почти обрадовалась, когда машина наконец замедлила ход.

Похоже, Марьяна приближалась к месту своего назначения… Она прильнула к окну, пытаясь хоть что-то уловить в сплошной чернильной тьме, однако успела увидеть только яркие огни большого города на горизонте.

Абдель, хохотнув: «Закрой глазки, моя красавица!» – ловко набросил ей на голову короткий темный матерчатый мешок, одновременно заломив руки за спину.

Автомобиль остановился, посигналив. Абдель вытолкнул Марьяну наружу, и они пошли. Девушка то и дело спотыкалась, и ей чудилось, что земля гудит под ногами. Где-то совсем близко слышался истошный собачий лай.

Абдель заговорил с кем-то по-арабски, однако в ответ зазвучала английская речь:

– Где-где! Болтает с Бобом, где же еще!

– А, с Бо-обом! – понимающе протянул Абдель. – А мы ему такую красотку привезли – пальчики оближешь!

– Это она ему кое-что оближет, – хохотнул встречавший. – Веди ее пока в гостиную. Босс велел принять ее прилично. А ведь вы небось поимели девочку по пути? Смотрите, боссу это не понравится!

– Некоторые из нас чуть ли из штанов не выпрыгивали, – усмехнулся Абдель. – А некоторые крепко их держали. Девочка вполне в порядке, готова к внутреннему употреблению.

– Одному Аллаху известно, дойдет ли до нее очередь, – с ноткой искренней озабоченности произнес встречавший. – Тут уже есть одна. Ну, скажу я вам… Неизвестно, правда, что от нее достанется…

Мужчины зашлись таким ржанием, что даже собаки на миг притихли, а потом снова зашлись лаем и воем.

– Эх, мне бы туда войти с автоматом, к этим тварям! – мечтательно протянул невидимый Марьяной охранник.

– Ты что, сдурел? Там же породистой собачины на миллион долларов, – комически ужаснулся Абдель. – Слушай, задница, долго ты будешь держать нас на холоде?

– Ладно, идите, – неохотно сказал охранник, и Абдель подтолкнул Марьяну:

– Вперед, моя сладкая. Не бойся, больно не будет.

Марьяна приказала себе не слышать ничего, кроме звука своих шагов.

Сперва под ногами разъезжался и поскрипывал песок, потом сандалии прохладно зашлепали по мраморным плитам. Пять ступенек вверх. Кондиционированная прохлада. Двадцать шагов, поворот. Еще ступеньки, площадка, ступеньки. Еще пять шагов. Открылась дверь.

Абдель поддержал Марьяну, чтобы та не споткнулась на пороге, потом сдернул с ее головы колпак – и она с невольным стоном прижала к глазам кулаки, ослепленная светом громадной хрустальной люстры, низко спущенной с потолка на золоченой цепи.