Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

– Я прошу прощения за опоздание, – пробормотал Долгов, – я просто… знаете… дел очень много…

И покраснел.

Говорят, что самый легкий способ узнать характер женщины – это заставить ее ждать в общественном месте в обеденный час!

Девушка опять улыбнулась:

– Спасибо, что пришли, – сказала она без всякой обиды. – Я же знаю, как вы заняты! Но ведь мы все-таки выпьем кофе?

И в этот ужасный день, еще утром, Шарика кольнуло предчувствие, вспомнилось Долгову.

– У нас в программе еще один гость. Это Анатолий Семенович Грицук, племянник писателя Евгения Ивановича Грицука, недавно скончавшегося в больнице при странных, до сих пор не выясненных обстоятельствах.

Таня быстро перебежала площадку. В ухе у нее режиссер отчетливо сказал: «Крайний левый», и Таня присела на ступеньку рядом с перепуганным молодым человеком, сидевшим в первом ряду.

– Здравствуйте, Анатолий, – сказала она сердечно.

– Здрассти, – просвистел молодой человек и покосился на невесть откуда появившийся у него перед носом ручной микрофон.

Оператор, держа камеру на плече, приблизился и стал на колени перед Таней.

«Работаешь на крупном», – подсказал в наушнике режиссер.

– Анатолий, – начала Таня очень серьезно. – Ваш дядя Евгений Грицук был известным писателем. Однако все свои книги он написал под псевдонимом, если я не ошибаюсь Б. Ар-Баросса, и только на одной, самой скандальной, поставил свою настоящую фамилию! С чем это связано, как вы думаете?

– Я не знаю, – быстро сказал молодой человек и облизнул пересохшие губы. – Я ее не читал.

«Скажи, что ты читала!» – приказали в ухе.

– А вот я читала, – доверительно сообщила Таня. – На меня эта книга произвела сильнейшее впечатление. Даже не как литературное произведение, а как… некое разоблачительное послание! Как вы думаете, почему ваш дядя написал ее?

«Не дави на него, но не давай молчать», – велело всемогущее ухо.

Огромная студия – человек сто пятьдесят! – слушала с напряженным вниманием.

– Ведь, как нам всем хорошо известно, время разоблачительных статей и компрометирующих книг давно прошло! Этот жанр был очень популярен в конце девяностых, а потом как-то сам по себе пошел на убыль. И тем не менее ваш дядя публикует книгу, где речь идет о страшных преступлениях вполне реальных и ныне здравствующих лиц! Причем подчас лиц, облеченных властью! Он не боялся мести? Ему не угрожали?

Племянник Анатолий пожал плечами. Оператор взял его крупным планом. На всех студийных мониторах появилось его несчастное лицо с мелкими капельками пота над верхней губой.

«В переживания ударился, – сказали у Тани в ухе. – Это хорошо. Драматургия. Давай, дожимай его!»

– Да я не знаю, – с тоской протянул племянник. – Толком дядя Женя ничего не говорил, но мы… иногда… то есть я точно не знаю, но он даже в больницу лег… того… специально, потому что боялся, что ему отомстят!

«Оч-чень хорошо! – удовлетворенно сказали в ухе. – Давай, давай, Танечка! Пусть он тебе все выложит!»

– Чьей именно мести боялся ваш дядя? Генерального прокурора? Или, может быть, министра обороны? И тот, и другой упомянуты в его книге.

Тут племянник опять испугался и скосил глаза на микрофон. Таня, будучи профессионалом, поняла, что конкретных вопросов задавать нельзя. Всякий раз при упоминании любого имени племянник будет пугаться и замыкаться в себе. Нужно задавать общие вопросы и ждать, когда он разговорится сам.

– Ну, хорошо, – сказала Таня. – Значит, вы считаете, что у него было какое-то предчувствие?

– Ну, вроде того.

– Конечно, было, – ласково произнесла Таня, глядя на племянника почти в упор, – если он даже решил на какое-то время лечь в больницу! Кстати, он сам выбрал именно эту, триста одиннадцатую клиническую больницу?

Племянник опять приободрился.

– Сам, сам, – сказал он и улыбнулся Тане. – Он у нас всегда все сам делал, ни с кем не советовался! И больницу сам выбрал! И просил кого-то из своих друзей, чтобы за него похлопотали!

«Не пропусти!» – свистнули в наушнике.

– Вот так, – сказала Таня в камеру. – В нашей стране ничего не меняется. Для того, чтобы даже такому известному человеку, как Евгений Грицук, попасть в хорошую клинику, нужно, чтоб за него кто-нибудь обязательно похлопотал! Просто так, без протекции, наша система здравоохранения решительно не работает.

– Да! – вдруг громко сказала бабуся, которая сидела прямо за племянником. Все микрофоны услышали ее, и камера моментально взяла крупным планом нездоровое морщинистое лицо. – Он, бедный, хлопотал, чтоб туда, стало быть, пристроиться, а его там до смерти залечили! И вся недолга!

– А потому что медицина развалилась! – поддали жару откуда-то сбоку. – Врачи не лечат, а калечат!

«Сворачивай на тему больницы», – приказал наушник.

– Скажите, пожалуйста, отчего умер ваш дядя? Какой именно диагноз ему поставили врачи? Ведь он умер в больнице! – И Таня дружеским, очень искренним, многократно отработанным жестом, который увидели в прямом эфире «миллионы телезрителей», как принято говорить на летучках, положила руку на стиснутый кулак племянника.

– Да в том-то все и дело, – приободрился племянник и покосился на оператора. – В том-то все и дело, что дядя… Евгений Иванович Грицук, то есть мой дядя… он никогда и ничем не болел… вообще отличался завидным здоровьем…

Таня сделала удивленное и внимательное лицо.

– Да залечили его в больнице! – громко повторила бабуся сверху, и вся студия зашумела.

– Но ведь он оказался в клинике, насколько я поняла, именно в связи со своей последней книгой, в которой были не просто громкие разоблачения, не просто знаменитые имена! Эта книга стала бы самой настоящей бомбой, если бы автор рассказал, откуда у него сведения, которым он дал такую широкую огласку, и если бы он смог доказать их подлинность!

– Танечка, можно я скажу?

«Это Шарашкин, из КПРФ, – суфлировали в наушнике. – Правая трибуна. Дай ему слово, а потом вернись к племяннику!»

– Конечно, Василий Иванович. – Таня проворно поднялась и перебежала на соседнюю трибуну, где сидел бритый наголо, плечистый и набычившийся депутат Шарашкин.

– А у нас в обществе вообще наблюдается странная картина, – начал Шарашкин сразу на повышенных тонах, будто включив в розетку и себя и аудиторию. Аудитория послушно зашумела, а Шарашкин стал наливаться багрянцем. – У нас как кто ни напишет супротив нынешнего режима, так сразу и отправляется к праотцам!

Депутат был «почвенник», потому и выражался соответственно, «почвенно».

– Нынешний режим еще почище расправляется с неугодными, чем тот самый, который теперь проклинать модно и который разные-всякие щелкоперы да писаки называют сталинским! Тогда-то хоть врагов душили да всякую контру истребляли, а теперича что? А теперича, ежели найдется честный человек, да на всю державу крикнет, что отечество разворовали и продали, да назовет подлеца подлецом, убийцу убийцей, а мошенника мошенником, так на него обязательно найдется какой-нибудь эскулап, который его в больнице и прикончит! И Евгения нашего Ивановича таким макаром прикончили!