(Не) измена. Тайные наследники для миллиардера - Роза Александрия
Я сажусь на край дивана и, покачивая на руках Алису, смотрю в окно. Мысли кружат в голове непрерывным вихрем и, словно осы, жалят одна больнее другой.
Что, если за мою выходку Егор решит уволить меня завтра? Да, он не Артур, не стал выгонять болеющих детей ночью на улицу, но все может оказаться не таким, каким было вначале. Признаться, я боюсь мужчин. После замужества с таким страшным человеком я еле пришла в себя и снова довериться кому-то вряд ли смогу. Даже в рабочих моментах. А уж что касается детей… Тут и говорить нечего. Они мои, и только я несу за них ответственность.
Алиса ерзает на коленках, словно чувствует мое напряжение, и поднимает на меня свои большие карие глаза.
– Мамочка, тот дядя, что пришел сюда, – это твой начальник?
– Да, дорогая, это он.
– И он нас выгонит сейчас? – Девочка кусает губки, словно боится моего ответа. Она всегда была чувствительной и сейчас ловит каждую мою эмоцию. Мирон тоже оторвался от созерцания звезд и устремил взгляд на меня, ожидая, что я скажу. Стараюсь улыбнуться, чтобы лишний раз не тревожить их.
– Нет, мои хорошие! Он добрый дядя, он не выгонит вас! Все будет хорошо! А сейчас нужно спать. Вы же хотите быстрее вылечиться?
– Хотим… – зевает Алиса.
Я укладываю их и пою ту самую колыбельную, которую вспомнила утром. Малыши быстро засыпают, а я сижу еще несколько минут. Глажу их влажные лобики с прилипшими волосами и собираюсь с духом. Нужно идти и поговорить с Егором. Ох, почему же мне так страшно?
Спускаюсь, не зная, где искать хозяина дома, но свет на кухне ясно указывает путь. Нервы натянуты как струна, и, когда я ступаю в комнату, кажется, что от переживаний вот-вот потеряю сознание. Но увиденная картина словно медом окутывает мою душу и расслабляет все внутри.
Егор сидит за столом и уплетает то, что я приготовила, да с таким аппетитом, будто не ел уже несколько дней. Лойс сидит рядом и выпрашивает кусочки еды. Вот уж кто тоже будто голодный, кормила же недавно. Внутри расцветает от такой картины, губы дрожат в намечающейся улыбке, но мужчина с набитым ртом поднимает на меня взгляд. Удерживаюсь от смеха, чтобы не смущать его.
Мужчина прожевывает все и извиняющимся тоном говорит:
– Извините за мой вид, так вкусно.
– О, вам не за что извиняться. Это я должна просить прощения.
– Прекращайте. Уложили малышей?
При упоминании моих малышей внутри все сжимается от вновь накатившей тревоги. Они так слабы, и температура, кажется, снова начинает расти, а у меня нет лекарств, да и врача вызвать не могу, пока мы не дома.
– Да, но температура снова начинает расти, – отвечаю коротко. Вряд ли ему интересно на самом деле…
– Это нехорошо… – тянет он задумчиво.
– Да, еще раз простите. Я завтра заберу их домой. Правда, мне придется взять больничный…
– Никакого больничного я вам не дам! – резко отвечает Егор, а у меня в душе что-то обрывается от этого тона.
– Но как?..
– Вы остаетесь у меня, и точка. Даже слышать не хочу ни о каком отъезде. Куда вы их по машинам будете таскать с температурой? А если им станет хуже? Нет.
Боже, я так напряжена. Мне так неловко. Я уж думала, он сейчас меня уволит, да и все. Но зачем мы ему здесь? Чужие дети…
– Но мы будем вам мешать, это же дети, а вы не любите…
– Кто вам такое сказал? – рявкает он снова.
Мое состояние похоже на американские горки. От полного спокойствия до ужаса и помутнения. Я сама так устала сегодня от нервов, от ненужных воспоминаний и страха за детей, что сейчас уже мало что соображаю.
– Ну, у вас нет детей. Я сделала вывод, что вы не хотите, чтобы вас кто-то или что-то отвлекало от работы. Я понимаю, вы занятой человек…
– Ничего вы не понимаете! – зло рычит он, а я уже вообще ничего не понимаю. Чем я могла его так разозлить? Снова невольно вспоминаю Артура. Того злило все, что я говорила.
– Я вас обидела… – шепчу я, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Мне хочется тут же уехать, никогда больше не чувствовать злости и ярости от мужчины. Хочется забиться в угол и плакать, словно ребенок. Кричать, чтобы он прекратил. Но я не маленькая девочка и ради детей вытерплю что угодно. Даже ночь рядом с мужчиной, который, возможно, такой же, как мой бывший муж.
Он резко поднимается, ничего не ответив, и подходит ко мне. Внутри все сжимается от паники. Она буквально душит меня. Мужчина замахивается, а я рефлекторно уворачиваюсь и зажмуриваюсь, зная, что удар все равно меня настигнет.
Но ничего не происходит. Только полный отчаяния шепот пробивается сквозь шум в ушах.
– Я только хотел…
Я открываю глаза и вдруг понимаю, что повела себя как идиотка. Он не хотел меня бить, боже… Он всего лишь хотел успокоить.
Я молчу, не зная, что сказать, а мужчина медленно, слишком аккуратно берет меня за руку. Он заглядывает в мои глаза и спрашивает то, что понял:
– Маша, где ваш муж?
– Мы развелись три года назад, – отвечаю я еле слышно.
Он догадался. Он понял, почему у меня такая реакция. Мне становится жутко стыдно, но что могу изменить?
– Он вас бил? – нежно спрашивает Егор, но в глазах его полыхает ярость. Только теперь я понимаю ее природу. Он злится не на меня, а на того, кто довел меня до такого состояния.
Моя душа просто переворачивается от боли. Я сломана. Я не хотела этого признавать, пыталась быть сильной, но я сломана Артуром, и отголоски той жизни еще долго будут меня преследовать. Долго, а может, и всю жизнь.
Реву и не могу остановиться. Рядом с Егором я впервые почувствовала защиту. Молчаливую и мужскую, но такую необходимую. Кусаю губы и не могу ничего сказать сквозь слезы.
Боже, как же стыдно за все.
– Идите ко мне… – звучит так проникновенно и чувственно, что я задыхаюсь от накатывающего волнами облегчения. Такое я чувствовала только в детстве, когда сидела у отца на руках. Слишком сильное чувство, чтобы его можно было передать словами.
***
Егор притягивает меня к себе и прижимает к крепкому телу. Он так мягко и успокаивающе гладит меня, жалеет, словно я его любимая. Из-за сотрясающих меня рыданий я не слышу, что именно он говорит, да это и не важно. Главное – это его поддержка. У меня словно снесло все барьеры и установки, я плачу на плече у чужого мужчины, а чувствую его как самого родного.
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем моя истерика иссякает. Я висну в объятиях
