Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

— Ничего не нашли? — поинтересовался проницательный Дима, рассматривая даниловские колени.

Данилов покачал головой.

— Ничего. Марта, ты можешь положить эту дурацкую дубленку.

— Мы оставили тебе кофе, — сообщила Марта, — и от яблока я только один раз откусила.

— Иди и доешь, — распорядился Данилов. — Дима, давайте все сначала. Что нужно искать? Вы же работали в милиции, вы должны знать.

Дима понятия не имел, что нужно искать, но в этом невозможно было признаться. Он ведь и вправду работал в милиции. Целых восемь месяцев.

— Сейчас наши приедут, — сказал он тоскливо, — давайте лучше их подождем.

Данилов кивнул.

Снег летел, и он чувствовал, что должен куда-то бежать и что-то делать там, куда прибежит, но он никогда не знал, куда бежать и что делать.

Ему прислали записку, что он виноват. И дом разгромили потому, что он виноват.

Конечно, виноват. Кто же еще виноват, если не он?

Он знал, за что его наказывают.

Он не знал только одного — кто именно.

На этот раз ему снилось, что его топят в ванне, наполненной разноцветной краской.

Языки краски, не перемешиваясь, затекали друг на друга, исходили тяжкой вонью, и Данилов знал, что непременно захлебнется, и даже чувствовал во рту холодную тягучую жижу, химический смертельный вкус. Он знал, что сзади стоит тот, кто заставит его наглотаться вязкого дерьма, кто не даст ему отступить, убежать, спастись, и он не может оглянуться, чтобы посмотреть, кто это, но почему-то для него это очень важно — знать, кто.

Озеро краски было все ближе и ближе, и желудок уже не помещался внутри тела, вылезал наружу, а Данилов все еще сопротивлялся, все еще пытался спастись, вывернуться, хотя отчетливо представлял себе, как глотает эту краску, потому что ему нечем дышать, как она затекает ему в легкие, выедает глаза и внутренности.

Кашляя, он сел на разгромленной постели.

Нет никакой ванны с краской. Никто не стоит за спиной с пистолетом и не заставляет его лезть в нее.

Он дома, в своей постели, в полной безопасности. Просто ему приснился кошмар. Ему часто снятся кошмары, и сейчас приснился.

Ничего страшного. У него не в порядке нервы. Он истерик и слабак. С этим вполне можно жить. По крайней мере, он почти научился.

Подушки валялись на полу. Одеяло сползало белым больничным краем. Где могут быть сигареты?

Свесив голову с кровати, Данилов внимательно рассмотрел пол. Сигарет не было. Он побросал за спину подушки, подтянул край одеяла и опять свесился.

Нет сигарет.

Данилов посмотрел на часы. Восемь утра, воскресенье.

Где в восемь часов утра в воскресенье он найдет сигареты?! Наверное, даже ночные ларьки у метро закрыты. Ларечники тоже должны когда-то спать.

Он пропадет без сигарет.

Сегодняшний кошмар был каким-то на редкость иезуитским и… не правдоподобно реальным. Данилов не знал раньше, что сны могут быть такими реальными. Все из-за того, что какие-то неизвестные придурки вчера разгромили дом Тимофея Кольцова. Слава богу, охранник жив. Если бы он умер, у Данилова не было бы другого выхода, как только помереть вместе с ним.

Сознавать до конца жизни, что погубил двух человек, такой слабак, как Данилов, не смог бы.

Сигареты нашлись в гостиной, куда Данилов притащился, чтобы выпить воды. Холодная вязкая химическая жижа из кошмара болталась в желудке вполне реально и осязаемо.

Он выпил воды — привозная родниковая вода отчетливо отдавала краской, — поморщился, контролируя себя, чтобы не пришлось стремглав бежать к унитазу, и осторожно закурил. Тут дело пошло веселее.

Привычный сухой и душистый дым помог. В голове немножко расступился мрак, и в желудке улеглось.

Медленно, как старик, Данилов пристроил себя за стол и вытянул длинные ноги.

Зазвонил телефон. Сигарета как будто сама по себе дрогнула у него в пальцах, выпала и покатилась по столу. Данилов почему-то с ужасом проводил ее глазами.

Кто может ему звонить?!

Кто может звонить ему в восемь утра в воскресенье?!

Мать звонила вчера. Воскресенье — это не ее день. Просто так — не по графику — она никогда не звонила.

Лида? Секретарша из офиса? Служба безопасности Тимофея Ильича Кольцова, установившая несомненную причастность Данилова к разгрому? Номером ошиблись?

По сантиметру, как в замедленной съемке, Данилов протянул руку и снял трубку.

— Да.

— Данилов, почему у тебя голос, как будто ты только что восстал из гроба?

Облегчение, как будто вырвавшееся из трубки, дунуло ему в лицо.

Ну конечно! Только один человек мог звонить ему «просто так» в восемь утра в воскресенье.

«Я звоню тебе просто так», — всегда говорила она.

Какое счастье, подумал вдруг Данилов, что у него есть Марта, которая звонит «просто так».

— Тебе не приходило в голову, что по утрам в выходной люди могут спать?

— Ты что, — насторожилась Марта, — с Лидой? Тогда ты извини меня, Данилов, я не хотела. Я просто подумала, что после вчерашних приключений ты вряд ли спишь, и решила, что если я позвоню…

Данилов улыбнулся, прижимая трубку плечом, дотянулся до тлеющей на столе сигареты и тщательно затушил ее в пепельнице.

— Марта, — сказал он стрекочущей трубке, — я один. Как ты себя чувствуешь?

— А ты себя?

— Хорошо, спасибо. Наше вчерашнее приключение прошло без последствий?

Марта пришла в раздражение, и ухо Данилова моментально это уловило.

— Когда ты выражаешься, как учитель литературы, мне охота тебя укусить. Какое приключение ты имеешь в виду, Данилов? Как ты тряпкой рану на голове затыкал тому бедолаге? Или как нас лицом к стене выстроили? Или как ты по стеклу ползал, а меня рвало? Что именно из этого «приключение»?

— Я просто хотел узнать, — невозмутимо продолжал Данилов, — как ты себя чувствуешь после всех потрясений.

— После всех потрясений я чувствую себя ужасно. Спать не могла. Сначала читала, а потом смотрела телевизор. Показывали какую-то дикость. В твоем духе, Данилов. Очень стильно и концептуально. Про извращенцев.

— А читала что? — Данилов достал еще одну сигарету и закурил.

Как хорошо, что она догадалась позвонить. Просто так.

— «Дневник Бриджит Джонс». Это модный английский роман.

— Стильный и концептуальный?

— Женский.

— Про любовь?

— Про то, как после новогодних праздников невозможно влезть ни в одну юбку, на работе не дают повышения и любовник бросил. Остался единственный друг, но он гомосексуалист.

— Я твой единственный друг, — объявил Данилов, — и я не гомосексуалист.

— Мне повезло.