Елена Ларина - Невеста в облаках или История Регины Соколовой, родившейся под знаком Весов

– Спальник хочешь? У меня есть. На первое время сгодится.

– Хочу! Спасибо тебе!

– Тогда поехали ко мне за спальником. И мы поехали к нему на Гражданку.

По дороге почти все время молчали. Я не знала, что говорить, не знала, можно ли вообще поверить в то, что происходит, – поверить своему счастью. Но еще, пожалуй, в глубине души мне было страшно – слишком долго я ждала.

Он жил один, в однокомнатной холостяцкой квартире, какой-то тоже полуголой, но совсем по-другому – просто в ней сочетались совершенно, как мне показалось, не сочетаемые вещи, как будто их свозили сюда и бросали, и дорогая посуда соседствовала там с железными кружками, а хорошие стулья – с продавленным креслом. Войдя туда, я попыталась понять, что за человек там живет, но так и не поняла. А еще я пыталась уловить запах женщины, и хотя никаких видимых следов женского присутствия, вроде халатов и косметики, там не было, но запах женщины или женщин, неуловимые следы их пребывания несомненно присутствовали. Или это была моя болезненная фантазия?

Меж тем была уже практически ночь. Мы оба устали, и Валера сразу пошел на кухню и заварил чай, как хозяин, и даже принес его в комнату на подносе.

– Выпить чего-нибудь хочешь?

– Не знаю.

– Виски, коньяк, мартини, пиво – выбирай, все есть.

Подумав, я выбрала пиво. Еще в Мюнхене я с завистью смотрела, как пили пиво за соседними столиками. Летний вечер и усталость тоже больше подходили для пива.

Он достал из холодильника упаковку с пивом, открыл мне одну банку, снял китель, галстук, сел на диван и с наслаждением вытянул ноги. Валера был высокий, в кабине, за штурвалом, ему было тесно.

– Ну, за твой первый день.

Мы выпили за мой первый день.

– Куда ты сейчас поедешь? Оставайся. Оставайся, ты же сама этого хотела. Или теперь тебя придется долго уламывать?

Я сама хотела. Я сама хотела и уламывать меня не надо было, конечно, но очень уж это было по-будничному. С другой стороны, мы теперь вместе, летаем вместе, он ездил со мной смотреть квартиру, он нес мою сумку, он, судя по всему, вдруг резко стал рассматривать меня как своего человека, во всех смыслах! Оставалось только радоваться. Наконец-то сбылось то, о чем я мечтала! Я радовалась. Но я не знала, что делать, как вести себя дальше. Я вообще еще ни разу в жизни не оставалась с мужчиной одна. И не надо бояться, не надо думать, что кто-то увидит, придет – мы у него дома и все, что может сейчас произойти, произойдет по обоюдному согласию. То, о чем я мечтала два года. И в результате, не зная, что сказать, я просто робко, стыдливо улыбнулась. А может, наоборот, это получилось бесстыдно – не знаю, я же не видела себя со стороны.

– В ванную пойдешь? Там все есть, а халат могу дать.

Я взяла его халат, почему-то подумала, что это как в кабинете у врача, и пошла в ванную.

А потом все произошло. Быстро и неловко. Я вернулась из душа, села на уже разобранную постель, на край, не смея подвинуться к нему ближе, он сказал: «не бойся», протянул ко мне руку, провел по телу – там, под халатом… По мне побежала дрожь, почти судорога, я отпрянула, он потянулся ко мне снова, повалил, прошелся руками по груди, по животу… Я трепетала и сжималась в ожидании неизвестного. «Неужели действительно первый раз?» – спросил он. «Да», – ответила я хрипло – голос меня не слушался. «Ну ты даешь!» – сказал он и стал снимать рубашку. На меня навалилась нежданная тяжесть – я не думала, что он окажется таким тяжелым. Он что-то говорил, это было скоро, неразборчиво и как-то неважно, и для него неважно то, что он говорил. От каждого его прикосновения я вздрагивала, но все это было быстро, быстро, я не успевала понять, что происходит… А потом было больно и… И очень быстро все кончилось. Я успела вскрикнуть несколько раз, увидеть его лицо с каким-то застывшим, чужим выражением, потом снова боль, странная тряска, как в поезде, как в машине на ухабах, – и все. Он застонал и отвалился от меня. Я потянулась за ним, не поняв еще, что произошло, не желая отпускать, не желая признать, что это конец, думая, что это только начало и что вот сейчас будет что-то, что-то необыкновенное, из-за чего все это и происходит, то, ради чего стоит претерпевать все муки… Но он слегка даже оттолкнул меня и откатился на другую сторону кровати. Сказал: «Не трогай меня сейчас. Все, все!» Я не знала, что мне делать. Попыталась подняться и лечь поближе к нему, все еще стыдясь смотреть на него обнаженного. Он обнял меня одной рукой, сказал: «Спасибо тебе. Ты была хороша. А теперь давай спать. Не могу ничего больше сегодня, устал, как собака. Спи». И тут же уснул сам, придавив меня своей тяжестью. А я осталась лежать и смотреть на грязную простыню и облупившийся край тумбочки со стоящим на ней будильником.

Любовница второго пилота

Я проснулась от крика чаек. Чайка – помойная птица. Все думают, что чайки «гордо реют над волнами»… Ничего подобного. Чайки побираются по всем помойкам этого огромного города. И если где-то выкинули большую кучу мусора, а это случается не так уж редко, – значит, жди чаек. Чайки летают стаями, воронам до них далеко, накрывают помойку тучей и кормятся. Несколько дней назад на бывшем футбольном поле, через два двора от нашего дома, образовалась такая помойка, и вот уже которое утро я просыпаюсь от этого резкого, мерзкого крика: чайки летят за добычей. Душераздирающие гортанные звуки, как будто это и не просто птица, а птица и кошка в одном лице. Хоть уши на ночь затыкай – ничего не помогает. Просыпаешься и лежишь в тоске.

Лежала бы и лежала, да мысли почему-то невеселые. А так нельзя – надо, надо действовать, надо все время что-то делать, иначе что же я буду, «лишний человек» какой-то, как Онегин с Печориным? Так нельзя. В конце концов, я же Весы, а Весам свойственна гармония, говорила Эльга Карловна. То есть если я вот так вот буду долго лежать в тоске, то потом буду еще дольше веселиться, пока чаши весов не сравняются и гармония не наступит. «Резкие перепады настроения – в характере Весов». Вот поэтому я, наверное, и безрадостная в последнее время – имею право, знак Зодиака позволяет. Потом все компенсируется, а пока надо вставать.

На кухне меня встретили обе мои соседки – крупная, резкая, шумная Алена Яковлевна с отечным лицом и маленькая черноволосая Нина с безумными темными глазами. Алена Яковлевна была алкоголичкой со стажем, работала кондуктором на общественном транспорте – целыми днями ездила в трамвае. Почти коллега. Когда она уходила в запой, не ездила, валялась поперек коридора и пела песни. В обычные дни она тоже пила, по маленькой. Так, по маленькой, до тех пор, пока ее не накрывало. И тогда уже и Нина подтягивалась. Она была другая, не запойная, скорее сдвинутая. Работала в детской библиотеке. Мне кажется, дети ее должны бояться, если они туда еще ходят. У нее были длинные пальцы, и она очень много жестикулировала – так, что в глазах начинало рябить и голова кружилась, стоило только посмотреть, то есть послушать ее более двух минут. Обычно Нина не пила, но на третий или четвертый день запоя Алены присоединялась к ней ради разговора и начинала говорить и жестикулировать беспрестанно, тогда на кухню лучше было не заходить вовсе, чтобы дурно не стало. Разговоры Нины были темны и истеричны, а если вслушаться, говорила она все время про что-то настолько страшное, что единственный способ спастись от этого – не слушать ее вовсе. Так было, когда пили, но и трезвыми они были страшны, и я старалась проскочить мимо них незамеченной. Готовила я в основном в комнате, на плитке, чайник у меня был электрический, но вот посуду мыть и воду брать приходилось на кухне.