Нина Стожкова - Зло вчерашнего дня

Короче говоря, Лине было не до бассейна. Хотелось домой, поскорей плюхнуться в любимое продавленное бархатное кресло, сварить кофе, попытаться сосредоточиться. Перелистать записную книжку в мобильнике, просмотреть адреса в электронной почте. На работе это было невозможно. Электричество и телефон отключили за долги на прошлой неделе. Значит, пулей — домой, найти все забытые контакты и обзванивать, обзванивать до посинения потенциальных спонсоров. Вдруг какой-нибудь непуганый богач клюнет… Жаль, что ни у кого из студийцев нет богатеньких папаш. Родители ребятишек — обычные люди, перебивающиеся от зарплаты до зарплаты… Ну и пусть. Надо хоть что-нибудь делать. Лишь бы не лежать на диване лицом к стене и не думать, что будет завтра. А еще — не поминать каждую минуту нежным тихим словом Ивана Михайловича. Стоп! Надо думать позитивно, ненависть разрушает личность. Ну как ей потом работать с детьми — с желчью и злобой в душе…

Лина так быстро сдаваться не собиралась, все еще трепыхалась, как карась на сковородке. Нет, это было похоже на кувырканье щепки, которую несет волна в открытый океан. Или на то, как бьется птичка, попавшая в силки. Или — как гибнет бабочка, опалившая крылышки о раскаленную лампу.

Пару дней назад Лина побывала на приеме у юриста. Молодой гладкий адвокат с жемчужной булавкой в лацкане дорогого пиджака был вкрадчив, как сотрудник похоронного бюро, и мил, словно семейный доктор. Он подсказал несколько эффектных выходов из тупиковой, казалось бы, ситуации, однако за будущие услуги заломил столько, что Лина чуть не разрыдалась у него в кабинете. Крохотному акционерному обществу, в которое входили педагоги по музыке, танцам и вокалу, бухгалтер и сама Лина, такой суммы было и за год не собрать.

«Хорошо Валерии, — подумала Лина с завистью, — верит себе в психологические тренинги, предсказания магов, знамения и прочую чушь. А я-то знаю: даже если все звезды на небе сойдутся, как надо, и все номера встречных машин окажутся одинаковыми, вряд ли это что-либо изменит. Ну, не нарисуется же, в самом деле, передо мной, как лист перед травой, добрый волшебник с кругленькой суммой в кейсе! И вообще, верить в приметы — грех. Кто верит в них, тот не верит в Бога».

Бога она старалась по пустякам не беспокоить: у него и без Лины забот хватало. А вот к своему ангелу-хранителю обращалась довольно часто. Все-таки у ее святой работа такая — помогать ей, Лине.

Икону святой Ангелины Сербской Лина привезла несколько лет назад из Черногории, из горного монастыря. С тех пор в самые трудные минуты Лина просила ее о помощи. И что самое удивительное, помощь каждый раз приходила — причем оттуда, откуда Лина не ждала.

— Научи меня, святая Ангелина, как жить дальше. Ну пожалуйста, ну миленькая, надоумь меня, неразумную, подскажи выход, ты же можешь, ну что тебе стоит, — попросила Лина одними губами, обращаясь к синему подмосковному небу, на котором сейчас не было ни облачка. Ни один листик не дрогнул на деревьях. Святая Ангелина не спешила подать знак.

В раздумьях, телефонных звонках и поисках информации в беспроводном Интернете пролетел день. Лина ничего не придумала, не решила и легла спать с толстым английским романом, обычно нагонявшим сон на пятой странице. Однако в этот раз даже с книжкой заснуть получилось не сразу. Прокрутившись ночь с боку на бок, она уснула под утро и открыла глаза, когда за окном был жаркий день.

— А у нас на Иванушку все камушки, — сказала Люся, заметив Лину на пороге кухни… Хозяйка, похоже, давно встала. Во всяком случае, вид у нее был не заспанный.

— Какой такой Иванушка? Что за камушки? — переспросила подруга удивленно.

— Га… рик. — Люся произнесла имя брата не сразу, словно через силу.

— Жив? Говори скорее! — потребовала Лина, не в силах ходить вокруг да около.

— Жив, — еле слышно выдохнула Люся и механически поправила взъерошенные ветром волосы. Лина обняла ее за плечи и поцеловала пушистую густую копну темных волос, пахнущих кофе, корицей и валерьянкой.

— Люсь, ну не плачь, ну будь, пожалуйста, умницей. А давай-ка выпьем еще валерьянки из твоей чудо-бутылки в холодильнике?

— Спасибо, я и так полбутылки уговорила, — устало прошептала Люся и вдруг стала тихонько всхлипывать.

Лина погладила ее по руке и подумала: «Хорош рай — три несчастных случая за три дня! Скорее — заколдованный „ведьмин круг“! Даже елки на пригорке сегодня как-то зловеще выглядят. Как в сказке про Бабу-ягу. Уж лучше наша загазованная столица — там спокойнее. Эх, угораздило меня здесь задержаться».

Она выглянула в окно и заметила у забора запыленный древний жигуленок. Странно, в этом доме такие машины не водятся. Лине показалось, что похожую развалюху она где-то уже видела. Чтобы лучше ее рассмотреть, Лина вышла на крыльцо и вновь удивилась. Собаки не бросились ей навстречу с радостным лаем. На участке стояла жутковатая, непривычная тишина. Зачем и от кого их закрыли?

Лина повернула на веранду и замерла на пороге.

Гарик с бледным лицом лежал на веранде, возле него пристроился на краешке дивана тот самый тип, который обхамил Лину на деревенской улице пару дней назад. На этот раз тип был гладко выбрит, молчалив и сосредоточен. Его идеально отутюженная синяя курточка и отглаженные форменные брюки выглядели безупречно. На голове у мужчины красовалась синяя шапочка, из-под которой на Лину настороженно уставились серьезные ярко-синие глаза.

«Неужели этот субчик-голубчик и вправду врач? — с изумлением подумала она. — Хорошо же он тогда под пьяницу замаскировался!»

— Что ж, на мой взгляд, никакой опасности для здоровья Игоря Викентьевича нет, — объявил доктор, с опаской взглянув на Лину. Краска смущения мгновенно залила его лицо. — Добрый день, — поздоровался он с гостьей.

— Здрасте, — буркнула Лина, сделав вид, что видит эскулапа впервые. И подумала: «В первый раз вижу мужчину, который так трогательно краснеет. Впрочем, ему есть чего стыдиться. И как только Люся, обычно такая осторожная, решилась пригласить в дом этого коновала?»

— Меня зовут Ангелина Викторовна, — официально представилась она.

— Петр Павлович, — скромно отрекомендовался врач, — для вас просто Петр.

Врач старался не глядеть на Лину и нервно теребил фонендоскоп на шее.

— Доктор, теперь скажите главное: а девушек-то я смогу любить? — Гарик из последних сил пытался бодриться, но получалось плоховато. Посиневшие губы еле двигались, голова, которую больной слегка приподнял, чтобы поприветствовать Лину, тут же рухнула на подушку.

— Конечно, сможете, молодой человек, но несколько позже, — ободряюще похлопал его по руке врач. — И все-таки, Людмила Викентьевна, прошу вас, последите за братом, — твердо попросил доктор. — Игорю Викентьевичу необходимы покой и сон. Пусть попринимает сердечные средства, которые я выписал, через пару дней навещу вас снова. И главное, никаких физических нагрузок!