Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату

Учение Пьера Абеляра было осуждено соборами дважды — в 1121 году и за два года до его смерти — в 1140-м. Но все это меркло в сравнении с главной темой романа — трагической историей страстной и глубокой любви Абеляра к Элоизе, которая закончилась уходом обоих в монастырь. Начинающей романистке ничего не надо было придумывать: свои чувства Пьер Абеляр описал в автобиографии «Истории моих бедствий».

Роман сделал Люсьен знаменитой. Издатели мечтали о встрече с ней. Читатели ждали новых произведений. Второго Пьера Абеляра с яркой неповторимой судьбой на примете не было. И тогда Люсьен вспомнила о своем двойнике. Судьба Анны, к тому времени ставшей официальной женой Клода, чрезвычайно интересовала ее.

Она приехала в Париж из далекой Калифорнии, где они обосновались с Шарлем, чтобы проститься с умирающим другом детства и юности. Долг свой она выполнила и гордилась этим. Но в глубине души знала, что не долг заставил ее совершить утомительный перелет через океан. Ей не терпелось познакомиться и подружиться с женой Клода Мореля, Анной.

Сначала встречи их были напряженными: обе испытывали внутреннюю скованность оттого, что так похожи. Анна не стала скрывать от мадам Нурье все, что с ней произошло до приезда во Францию. Ей было больно ворошить воспоминания, но она была так признательна Люсьен за то, что та великодушно разрешила скопировать свою внешность! Это было официальное разрешение, оформленное у нотариуса, которое, безусловно, помогло Анне чувствовать себя спокойно, особенно в пик писательской славы Люсьен Абеляр (роман она выпустила под своим девичьим именем).

И еще она была благодарна, что стала похожей именно на Люсьен. Клод в течение полутора лет изо дня в день занимался с Анной с настойчивой нежностью и любовью, он вдохнул в нее новую жизнь, и Анна почувствовала себя в ней уверенной красавицей.

Такой Клод Морель и полюбил ее. Полгода он добивался, чтобы она поверила в его любовь, — именно к ней, Анне, а не к облику отвергшей его когда-то Люсьен.

Срок, отпущенный на счастье, оказался слишком коротким: через несколько месяцев Клод заболел: лейкемия сожгла его в считаные недели.

В этом году Люсьен вновь оказалась в Париже. Она позвонила Анне в канун Дня святого Валентина и, поскольку ее любимого мужчины рядом не было, а Анна такового вообще лишилась, предложила отметить день влюбленных вдвоем в Версале, в ее любимом ресторане «Трианон Палас».

Они встретились, как старые подруги, общались легко и весело. Знакомый Люсьен метрдотель лично проследил, чтобы дамам было уютно в огромном нарядном зале, и удивленно заметил, что даже не предполагал, что у мадам Нурье есть столь же очаровательная, как и она сама, сестра-близнец.

Анна к тому времени уже точно знала, что через три-четыре месяца поедет в Россию. Уминая с аппетитом главное блюдо сегодняшнего вечера, названное торжественно «дуэтом гребешков в соусе из копченого лосося», она рассказывала Люсьен, как серьезно готовится к этому небезопасному путешествию. Она наняла себе тренера, немолодого уже тибетца. Он обучил ее способам самозащиты, умению владеть собой. Анна научилась за секунду выключать сознание противника всего лишь нажатием на определенные точки его тела. И в случае, если опасность будет угрожать ее жизни, она знала, как умертвить врага.

Люсьен даже не прикоснулась к филе говяжьего сердца, хоть и обожала это блюдо. Она завороженно слушала Анну и восхищалась ее невозмутимостью: взволнованный рассказ не мешал подруге лихо расправиться с устрицами, подогретыми с икрой.

— Ты должна взять меня с собой, — вдруг выпалила она. — Устрой мне гостевую визу или придумай что-нибудь еще, но в Россию мы поедем вместе. Я должна все это увидеть и испытать.

Анна сразу не ответила. Но и думала недолго: а почему бы и нет?

…Предстоит трудный день. Анна повернулась на правый бок, покрутилась в мягкой постели, укладываясь поудобнее. Завтра Люсьен сыграет свою главную роль и сразу же уедет из этого города, а через день — и из страны. Пока она рядом, Анна волнуется. Ей будет намного спокойнее, если она будет уверена, что Люсьен в безопасности.

Одинцов был недоволен собой: не стоило, наверное, так откровенничать с этой малознакомой Анной. Ему плохо жилось в этом чужом городе. Каждый день он ездил на кладбище, где похоронил Машу. Кладбище было новым. Судя по датам на памятниках, его открыли лет десять назад, но длинные ряды могил успели разрастись на многие километры. Было грустно, что именно в этом глухом месте, удаленном от всего живого — даже деревья и цветы здесь плохо приживались и поэтому кладбище казалось неустроенным и необихоженным, — нашла свой последний приют Мария.

Одинцов усмехнулся, вспомнив, как Анна спросила его, не собирается ли он мстить за жену. Нет, он не Рэмбо какой-нибудь, в одиночку биться не будет. Но если вдруг Вадим захочет испробовать себя в роли неутомимого мстителя, он не станет отговаривать брата Маши, но и напарником ему не будет.

Конечно, Одинцов не считал, что непутевая Маша получила по заслугам, это было бы уж слишком жестоко. У него холодели пальцы, когда он мысленно представлял, что ей, бедняжке, пришлось пережить в свои последние часы. Но совсем еще недавно он видел столько смертей, страданий и мук, столько несправедливой жестокости по отношению к людям, совершенно не заслужившим всего этого, что притупилась и не ошеломляла уже сама острота восприятия смерти, даже такой мучительной, которая постигла Марию.

От Вадима пришла телеграмма. Ее вручила молоденькая девчонка, которую Александр встретил сегодня, возвращаясь в темноте домой. Она терпеливо сидела на лавочке возле калитки. Может быть, прочла телеграмму, в которой был срочный вызов на междугородний разговор на завтрашнее утро, и считала, что должна непременно сегодня передать это сообщение, а может, просто любопытно было глянуть на мужа женщины, чье убийство так потрясло всех в городе и о котором не утихали разговоры.

У входа в дом Одинцов присмотрелся: тайная метка, которую он оставлял на двери перед уходом, в этот раз оказалась на месте. А вот днем, когда вернулся с железнодорожного вокзала, то сразу увидел, что в доме кто-то побывал. Все же не стоило, наверное, брать Демона с собой, но и оставлять пса одного опасно. В конце концов не дом он должен охранять, а его, Одинцова.

Кому-то явно неймется вновь пошарить в доме. Что-то ищут такое, о чем не знала или не захотела сказать своим мучителям Маша.

Не спалось. Он вышел на крыльцо. Закурив сигарету, присел на верхнюю ступеньку. Демон — тут как тут — положил тяжелую голову на колени.