Татьяна Устинова - Закон обратного волшебства

— Господи, что это значит — ненадолго?! Он что, шпион, которому нужно… отсидеться в глуши?

— Что ты смотрела в последнее время?

— «Ошибку резидента»!

— Оно и видно.

— Бабушка!

— Внучка!

Анфиса знала — когда ее называют внучкой, нужно остановиться, а бабушка первой останавливаться не умела.

С тех пор прошло пять лет, и Анфиса к Юриному присутствию попривыкла и удивляться перестала тому, что молодой мужчина проводит все время на участке или в обществе Марфы Васильевны и вроде даже рад этому. У него бывали какие-то выходные, когда он уезжал на целый день, но к ночи всегда возвращался. Ни бабушка, ни внучка не имели никакого понятия о том, есть ли у него семья и какая она, есть ли друзья и какие они, есть ли еще какие-то близкие люди, и кто они. Однако дом он содержал безукоризненно, машину тоже, в воровстве замечен не был и пил всегда за закрытой дверью своего коттеджика, примостившегося на краю усадьбы.

Юра взял у нее с ладони ключи и помедлил рядом, словно ожидая, что она задаст вопрос. Она задала.

— Как бабушка?

— Спасибо, хорошо.

То, что он поблагодарил ее, рассмешило Анфису.

— Вам спасибо, Юра!

Они почти никогда не разговаривали. Анфисе казалось, что он ее недолюбливает, и еще она не знала, как к нему относиться — как к прислуге? Другу семьи? Беспризорнику, в котором принимает участие друг семьи Иван Иванович?

Впрочем, на беспризорника он явно не тянул.

Они еще постояли, не зная, что сказать друг другу, и Анфиса наконец изрекла:

— Весна.

Юра подтвердил:

— Весна.

— Я никогда не замечаю, как она приходит, — продолжала светскую вечеринку Анфиса, — вроде вчера еще снег лежал, а сегодня… — и она повела рукой в перчатке вокруг себя.

Юра сосредоточенно проследил за рукой.

— Сегодня за домом сильно припекало, — сообщил он и звякнул ключами от ее машины.

— Поздравляю вас.

— С чем?

Архип встал, подошел к двери и вопросительно мяукнул. Вечеринка ему надоела.

— И пахнет так хорошо, — сообщила Анфиса, — как я люблю весну!

— Марфа Васильна просила кофе сварить, — неожиданно сказал Юра, — а ей на ночь бы не надо.

Анфиса изумилась:

— Вас попросила?!

— Ну да.

— Как?!

— А… что такое?

— Как что такое?! — возмутилась Анфиса. — Вы что, не понимаете?? Почему она просит вас, когда есть Клавдия?!

Он улыбнулся.

— А я лучше кофе варю.

— Лучше, чем Клавдия?!

— Конечно. И Марфа Васильна об этом знает.

— А я почему не знаю?

— Понятия не имею.

Разговор с каждой минутой становился все содержательней.

Архип еще раз мяукнул, на этот раз сердито.

— Доброй ночи, Юра. И кофе не надо варить, а с бабушкой я разберусь.

— Доброй ночи.

Она подошла к двери и уже взялась за холодную ручку, а Архип переступил лапами, выражая некоторое высокомерное нетерпение.

— Хотите, я вам завтра сварю? — вдруг предложил Юра.

— Что?

— Кофе. Заодно вы убедитесь, что я варю хороший кофе. У меня джезва есть.

— Что у вас есть?!

— Джезва. По-вашему, турка. Для правильного кофе.

— Что значит — по-нашему?

— Европейцы так называют. А арабы говорят — джезва.

— А вы… араб?

— Нет.

Архип сердито и настойчиво мяукнул — сколько можно на крыльце стоять, когда давно уже хочется домой, к камину, теплу, в любимое кресло! Хоть и не хотел напоминать о себе, а пришлось, раз уж они ничего не понимают!

— Извините, что задержал вас.

— Ничего, спокойной ночи.

И Анфиса шагнула в дом, а Юра остался.

В доме было тепло и вкусно пахло чем-то очень домашним — пирогами, что ли?..

— Девушки, — громко позвала Анфиса и один о другой стащила башмаки. Она терпеть не могла развязывать шнурки. — Девушки, я приехала!

«Девушки» появились с двух разных сторон — бабушка из гостиной, а домработница Клавдия из кухни.

— Наконец-то! — воскликнула Клавдия и кинулась обниматься.

— Наконец-то, — проворчала бабушка и скрылась за широкими «зальными» дверьми. Внучка должна была подойти к ней и никогда не наоборот.

— Господи, девочка, что ж так поздно?! Ты себя уморишь, разве можно по ночам кататься в эдакую темнять! И луна сегодня…

— Что луна, Клава?

— Луна оглашенная сегодня! А в такие ночи волки всегда на дорогу выходят, по весне-то особенно!

Из комнаты, куда сразу направился Архип, которому не надо было разуваться, донеслось фырканье.

— Что ты, Клава, какие волки?!

— Да ей везде волки мерещатся, — сказали из комнаты. — А может, черти.

— Тьфу на вас, Марфа Васильна!

— На вас-то тьфу, Клавдия Фемистоклюсовна!

У домработницы было диковинное отчество, и хозяйка сорок лет отчетливо его выговаривала, и никогда не позволяла себе говорить просто Клавдия.

— Бабушка, ты как тут?

— Отлично, а ты как там?

Анфиса пристроила на вешалку дубленку и кургузый пиджачок, который Клавдия сразу же подхватила, чтобы снести на место — в гардеробную.

— А худая? — жалостливо сказала она, рассматривая Анфису. — И что ты с собой делаешь, девочка? Небось на работе своей ни поесть как следует, ни попить!

— Клава, нынче модно быть худой.

— Не знаю я, что модно, а ты тростиночка прямо! И зачем ты на работу эту ходишь? Ну что тебе дома не сидится?!

— Клавдия Фемистоклюсовна, не портите мне ребенка!

— Сердца у вас нет, Марфа Васильна!

— У вас зато на двоих хватает!

— У меня-то хватает! А вот здоровье девочка угробит, что будем делать, Марфа Васильна?

— А вы не каркайте, Клавдия Фемистоклюсовна!

— Девушки! — подала голос девочка Анфиса, чьей судьбой обе дамы были так озабочены. — Не ссорьтесь. Дайте лучше поесть.

Клавдия моментально убралась в кухню, а Анфиса прошла в гостиную. Бабушка качалась в кресле, а Архип мыл заднюю ногу. Увидев Анфису, он перестал мыть, встряхнул ушами и уставился на нее неопределенным взором.

— Привет, дорогая моя, — сказала Анфиса, подошла к креслу, остановила его и звонко чмокнула бабушку в нежную щеку. Бабушка ответно поцеловала ее и снова принялась качаться.

Она была в белой блузке с пышными рукавами, черных брюках и замшевых туфлях на низком каблуке. На блузке лежала плоская золотая цепочка шириной примерно с мизинец. Цепочка шла в брючный кармашек, где помещались часы. У нее был дамский брегет знаменитой швейцарской фирмы, купленный в прошлом году в Женеве.

Швейцария бабушке тогда не понравилась, она заявила, что больше никогда в эту страну «жвачных животных» не поедет.

Ах, как Анфиса любила свою бабку!

— Ну что? — спросила та, перестав качаться, — ты завтра опять уедешь?

Это был давний я бессмысленный спор о том, где внучке лучше жить. Семья, то есть Марфа Васильевна, Клавдия и Иван Иванович, находили, что жить непременно следует в Аксакове, чего Анфиса решительно не могла себе позволить. Аксаково слишком уж ее расслабляло.