Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

– Ага, – опять повторил Юра. – Точно он?

– Да точно, точно, – заверил его Евгений Васильевич. – Я бы не перепутал. Он мне теперь до гроба сниться будет…

– Переживешь, – сказал Юра неожиданно жестко. – Надо же, как это… Это все прояснить надо. А с ментами ты разговаривал?

– Нет, что ты! – как-то чересчур поспешно возмутился Евгений Васильевич. – Я посмотрел на него и ушел. Пытался тебе дозвониться и Борису…

– То есть просто так взял и ушел? – перебил его Юра, и Евгений Васильевич понял, что буря в пустыне, которую он устроил секретарше, это ничто, нежное дуновение по сравнению с тем, что ему сейчас устроит Юрий Петрович. Этого он и боялся.

– Да ты что, не понимаешь, скотина, что они тебя искать будут?! Какого х… ты оттуда смылся, не дожидаясь ментов? Ведь ты смылся?! Да если это тот врач и ты со страху ничего не перепутал, ты хоть понимаешь, что это может означать?!

– Что? – спросил Евгений Васильевич тупо.

– Ну вот что, – как бы внезапно обессилев, проговорил Юрий Петрович угрожающе тихо. – Никуда не звони, никуда не ходи, скажи своей шлюхе, что заболел, и срочно приезжай. Понял? Ты понял или нет?!

– Понял, – упавшим голосом сказал Евгений Васильевич. И подтвердил в смолкшую трубку: – Понял…

– Он ушел с Ники около двенадцати. Я была в душе. Слышала, как хлопнула дверь. Он ушел и больше не вернулся.

Ее сильно трясло, и она постоянно курила. И каждую сигарету запивала остро пахнущим лекарством.

Андрей отчаянно ей сочувствовал, несмотря на то, что все в нем восставало против такого сочувствия.

Ты должен просто работать. Работать, как всегда. Ты хорошо умеешь это делать, а ей уже никто никогда и ничем не поможет. Всю оставшуюся жизнь ей предстоит прожить с этим.

– Может, кофе? – спросила она, и Андрею показалось, что она говорит сквозь стиснутые зубы.

– Да, если можно, – согласился он, понимая, что ей все время нужно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума.

Он был у нее в квартире уже больше часа, и за все это время она ни разу не заплакала. В соседней комнате рыдала навзрыд какая-то женщина средних лет, и она, заглянув туда, сказала ей строго:

– Возьмите себя в руки, Татьяна Павловна.

Непрерывно звонил телефон, в дверь входили и выходили оперативники. Димка разговаривал с консьержкой, Игорь с Олей пошли по соседям.

Она ничего не замечала.

Андрею было страшно наедине с ней.

Утром, на задержании, ему совсем не было страшно.

Она с грохотом уронила веселую фарфоровую турку с цветочками. Турка разбилась, кофе рассыпался по чистому полу. Она посмотрела на осколки и коричневую пыль, запорошившую пол, и достала из шкафа другую турку. Медную.

– Может, бог с ним, с кофе? – спросил Андрей осторожно.

– Нет-нет, – отозвалась она. – Я сварю.

Кухня, в которой они разговаривали, тоже была веселой и в цветочках. Как турка. Здесь было уютно, светло, просторно и чувствовалось, что в этом доме живет семья. Именно живет, а не собирается вечером или в выходные, чтобы заночевать или провести время, свободное от делания денег.

Квартира была огромной и дорогой. Ее хозяин явно процветал и в деньгах не нуждался. И оформлял ее дизайнер-профессионал, и стул, на котором сидел Андрей, явно стоил больше, чем он зарабатывал в месяц.

И все же она не была похожа на десятки других огромных и дорогих квартир, в которых перебывал Андрей за время своей работы.

Игрушки были разбросаны на полу в гостиной. Из открытой пасти видеомагнитофона торчала кассета с надписью “Малыш и Карлсон”. Белая кожа громадного кресла была кое-где порвана на подлокотниках. Очевидно, пес прыгал на подлокотники или грыз их. На стенах вместо обязательной модной дорогостоящей муры висели детские рисунки в тонких деревянных рамках. Под одним из них название: “Корова и ее щенята на лугу”. Название было даже больше самой картины, и написано очень разборчиво, хотя и немного коряво.

Пепельница, полная окурков. Очевидно, она курила всю ночь, пытаясь разыскать мужа и уже понимая, что произошло именно то самое худшее, о чем страшно даже подумать.

Всевозможная детская и взрослая обувь свалена под вешалкой в огромную кучу, и рядом, очевидно не вытертые со вчерашнего дня, отпечатки собачьих лап.

В этом доме жили. Растили детей, ссорились, смеялись и любили друг друга. Принимали гостей. По выходным готовили что-нибудь вкусненькое. Читали книжки, лежа на ковре рядом с собакой, и ленились убирать на место обувь.

И ничего этого больше не будет. Никогда.

Если бы я тогда дослушал бывшую жену, он был бы сейчас жив. И эта чужая, с белым и пустым лицом, женщина не варила бы кофе, повернувшись ко всему миру натянутой до предела спиной и пытаясь хоть одну секунду отдохнуть от того, что обрушилось на нее так внезапно.

– Вы знаете, – сказала она, не поворачиваясь, – Сережка всегда говорил мне, что он непременно должен умереть раньше меня. – От воспоминаний у нее вдруг изменился голос, стал даже какой-то веселый. – Тебе, говорит, все равно, конечно, а я один ни за что не останусь.

Она мельком взглянула на Андрея и понесла к столу полную турку. У нее было совсем больное лицо и сухо горящие глаза.

– Вы представляете? Мы собирались в отпуск. Он вчера приехал и сказал, что на днях мы уезжаем. – Она присела к столу, держа турку обеими руками. – Он терпеть не может осень, всегда старается уехать, когда она начинается. Он вообще у нас такой… теплолюбивое растение.

Ее нужно отвлечь. Вызвать врача, чтобы он уколол ей успокоительное. Заставить лечь. Позвонить родителям. Купить бутылку водки и стоять над ней, пока она не выпьет ее до дна.

– Ирина Николаевна, – Андрей поднялся и взял у нее из рук турку. Она даже не заметила этого. Поискав на полках, он поставил на стол две чашки и разлил кофе. Она не шелохнулась. Она не помнила, что в кухне, кроме нее, был кто-то чужой. Последовательно открывая все шкафы и ящики, он нашел наконец коробку с лекарствами и накапал еще валокордина. – Выпейте, пожалуйста.

Она залпом выпила и опять замерла, сгорбившись на своем стуле. Лучше бы билась в истерике.

– Он же великий врач, – вдруг сказала она удивленно. – Разве можно было просто так убить такого врача? Дело не в том, что я его жена, и поэтому мне кажется, что он гениальный. Дело в том, что он на самом деле и был гениальным… Разве таких убивают?

Убивают всяких. Даже таких, как Сергей Мерцалов, – благополучных, любимых, талантливых. Всяких.

И майор Ларионов для того и существует, чтобы убийц искать. Больше он ни за каким хреном никому не нужен.

– Ирина Николаевна, кого он опасался в последнее время, ваш муж? Почему нервничал? О какой слежке он вам говорил?