Нет моей вины - Даниэль Брэйн
— Коктейльную карту, пожалуйста.
— Мы спиртное не продаем, — с мстительной гордостью сообщила официантка. — Могу предложить только кофе и чай.
— Да, пожалуйста, — пробормотала Кира, уходя в себя. Она достала из сумочки телефон. Было обеденное время. У Киры не было денег, но она знала, что Валентин расплатится за нее.
Она набрала номер.
«Абонент временно недоступен», — издевательски сообщил ей оператор связи.
«О черт...»
Но сдаваться так скоро Кира не собиралась.
У дверей послышались голоса, в кафе появились новые лица. Всмотревшись, Кира узнала прожорливого тощего Толика и толстяка со змеей-женой.
У Толика был потерянный вид. Он быстро прошел, сказал что-то одному из мужчин в пиджаке, сидевшему рядом с высокой темноволосой женщиной в синем костюме. Оба сразу поднялись, бросив на стол пару купюр, пошли к выходу.
— Дарина Остаповна! — крикнула официантка. — Вы много дали!
Женщина обернулась, махнула рукой. Глаза у нее были покрасневшие.
Как по сигналу, к официантке стали подходить другие сотрудники, клали деньги прямо на поднос с грязной посудой и быстро покидали кафе. Кира была в замешательстве. Кафе опустело, осталась лишь воркующая парочка, совсем еще молодые ребята. Им не было дела ни до чего, кроме них двоих.
Кира еще раз набрала номер — безрезультатно. Потом, подумав, нашла в списке вызовов городской телефон. И ей сразу ответили.
— Следователя Невстроева, пожалуйста, — со сдержанным достоинством попросила Кира. Отказать ей было невозможно.
— Его нет, — ответил ей женский голос. — Я вас слушаю.
Кира растерялась.
— Вы меня слышите?
— Слышу, — отозвалась Кира. Она принимала решение. — Мне срочно нужно с ним связаться. Очень срочно.
— Можете приехать до конца рабочего дня в…
— Я рядом, — перебила девицу Кира. Наверное, это была та самая помощница, которой он сначала был намерен сплавить Киру. — Я могу подняться прямо сейчас.
К ее изумлению, девица спорить не стала.
— Позвоните по этому номеру, как подойдете, скажете дежурному вашу фамилию.
«Мне сегодня никто не откажет», — подумала Кира, чувствуя знакомое возбуждение. И то, которое ей открылось вчера в самом неожиданном месте на Земле, и то, которое появилось чуть раньше. Возбуждение женщины, перед которой встает на колени весь мир.
Официантка исчезла, и Кира просто вышла, рассудив, что полицейские и так переплатили, не дождавшись сдачи. Ее никто не остановил.
Она шла и уже не чувствовала ног. Шла будто по облаку. На вершину своего триумфа.
Ее пропустили без слов и возражений. Она шла по знакомому коридору, как по анфиладе дворцовых комнат, шла к кабинету, где ее ждали король и трон.
Кира коротко стукнула в дверь и вошла.
Валентина не было. За его столом сидела тощая девица с соломенными волосами. Девица подняла голову, и Кира с удивлением отметила, что у нее в глазах цветные линзы.
«Куда тебе до меня, курица», — чуть усмехнулась Кира про себя. Девица ей кого-то очень напомнила.
— Проходите, садитесь, — девица указала ей на стул. — Слушаю вас.
— Будьте так любезны представиться, — посоветовала ей Кира.
— Лейтенант юстиции Топоркова Елизавета Анатольевна, — сказала девица, и Кира против собственного желания издала сдавленный вздох. Она поняла, кого ей напомнила эта курица.
Собственно, курицей девица не была, а была дочерью Анатолия Топоркова, режиссера, продюсера и актера, красавца и мечты половины женского населения страны в возрасте от двадцати пяти лет. Она была похожа на отца как две капли воды, и Кира даже не успела подумать, что она делает в кабинете следователя. Работает, что же еще.
— Я буду вам признательна, если вы не станете отнимать у меня много времени, — произнесла Топоркова, не глядя на Киру. — Извините, у меня… у нас сегодня очень тяжелый день.
«Да, я слышала, — хотелось ответить Кире. — Как облажались ваши хваленые полицейские».
— Я хотела бы узнать о деле Леонида Рязанцева, — сказала Кира для того, чтобы хоть чуть-чуть потянуть время. — Желательно от самого следователя Невстроева.
— Ваше дело будет передано Коваленко, подполковнику юстиции, — быстро сказала Топоркова, и голос ее почему-то немного дрогнул. Она протянула руку к стойке с кипой визиток, покопалась в них, отдала одну Кире. — Подполковник Коваленко вряд ли будет проявлять такую же лояльность к вам, как майор Невстроев. Да, я о том, что ваш сын будет самостоятельно отвечать за содеянное. Без вашего участия.
Топоркова в упор смотрела на Киру, и в ее глазах горело что-то, похожее на ненависть, но Кира выдержала ее взгляд, потом посмотрела на визитную карточку.
«Подполковник юстиции Коваленко Д.О.», — прочитала она и решила: что же, уже не столь важно, кто именно получит удар в спину.
— Когда я могу его увидеть и где? — Кира поднялась, возвращая Топорковой полный неприязни взгляд. — Но Невстроева мне тоже надо увидеть. Когда он появится?
— Ее, — поправила Топоркова. Кира почему-то подумала, что она влюблена в своего шефа. И то Валентин предпочел не эту белобрысую фею, а ее, Киру. — Дарина Остаповна Коваленко.
Вопросы Киры Топоркова проигнорировала.
Кира вспомнила женщину в синем костюме, и стеклянный трон рассыпался на глазах. С бутылочным звоном и яркими искрами.
— А Невстроев?.. — спросила Кира, словно умоляла бросить ей спасательный круг.
— Ваше дело в производстве подполковника Коваленко. Всего доброго.
Никогда еще Кира не слышала в этих привычных словах столько злобной иронии.
Она вышла из кабинета, и как только сделала шаг, поняла, что больше идти не сможет. И держать осанку, и голову высоко. Что бы там ни случилось, куда бы ни исчез мужчина ее мечты и ее макиавеллиевского плана…
Она дрожащими руками убрала визитку в сумочку. Потом со стоном стащила туфли и так и пошла, хромая, закусывая губы от боли, по коридору, по которому шла несколько минут назад будто на коронацию. Ей не надели корону — ей почти отрубили голову.
Она не договорится с женщиной никогда. Никогда, не по этому делу. Ни за какие деньги не договорится, и будет спать этой ночью одна, в холодной кровати, и, может быть, ее будут мучить кошмары.
«Но я сделала все, что смогла», — прошептала Кира сквозь слезы. «Все, что смогла...»
Люди провожали ее странным взглядами. Хорошо, не свистели ей вслед.
Босиком Кира вышла на улицу.
У нее оставалось на проездном сто пятьдесят рублей, чуть больше, чем надо,