Поцелуй меня ложью - С. М. Сото
Я собираюсь еще раз извиниться перед мамой, когда раздается звонок в дверь. Мы обмениваемся взглядами, и я вижу усталость, написанную на ее лице. Она выглядит так, будто за несколько часов постарела на десять с лишним лет.
Я спускаюсь по лестнице, чтобы открыть дверь, мягкие шаги мамы следуют за мной. Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть в глазок. Вместо этого я открываю дверь и удивляюсь, когда вижу, кто находится по другую сторону.
Шериф Келлер и офицер Фергюсон входят с выражением, от которого у меня волосы на затылке встают дыбом. Их глаза устремляются мимо моей головы на маму, которая все еще стоит на последней ступеньке лестницы. У нее побелели костяшки пальцев, и я знаю, что она просто ждет, когда они принесут очередную порцию плохих новостей.
— Здравствуй, Моника. Мы можем поговорить с Маккензи о ее заявлении, которое она сделала ранее?
Мама машинально кивает, и шериф Келлер поворачивается ко мне. Фергюсон достает из заднего кармана блокнот и ручку.
— Кажется, есть… несоответствие с твоим заявлением, Кензи.
Мои брови опускаются, и я смотрю на маму, чтобы убедиться, что она в порядке.
— Что за несоответствие?
— Трент Эйнсворт, Зак Ковингтон, Маркус Уайтхорн и Винсент Хоторн говорят, что не видели тебя. Трент был особенно непреклонен в том, что никогда не касался тебя, не говоря уже о поцелуе. Они сказали, что поцелуя у костра между тобой и Трентом никогда не было. Мы еще не связались с семьей Себастьяна Пирса, так как они уже уехали в свой ежегодный отпуск, но остальные ребята… — он замолкает, и моя грудь вздымается, пытаясь приспособиться к учащенному дыханию.
Как они смеют! Как, черт возьми, они смеют так со мной поступать.
— Они лгут, шериф. Он поцеловал меня. Они все были там. Я даже противостояла им!
— Значит, они признались?
— Я, ну, нет, не совсем, но… но это было, шериф. Я не лгу. Вы же знаете! Вы же меня знаете! Я бы никогда не придумала ничего подобного.
— Маккензи, — шепчет мама тихим голосом позади, пугая меня.
Я даже не заметила, как она отошла от лестницы. Мое сердце сжимается, когда я смотрю в ее глаза, которые снова наполняются слезами.
Она мне не верит.
Шериф Келлер мне не верит.
Никто мне не верит.
Истерика впивается мне в горло, и гнев разливается по венам от одного только факта, что я выгляжу здесь как лгунья. Не могу в это поверить.
— Это было! Я должна была быть на скале Поцелуев. Предполагалось, что я встречусь с Трентом, а не Мэдисон. Они знают, что с ней случилось. Должны знать. Они последние, кто видел ее живой!
— Послушай, Маккензи, — начинает шериф, его низкий голос прерывает меня. — Дело не в том, что я тебе не верю. Просто… у нас есть четыре человека, которые клянутся, что никогда тебя не видели, а у тебя нет никого, кто мог бы подтвердить твою историю.
Мою историю? Это не история. Это правда!
Я ломаю голову, пытаясь вспомнить кого-нибудь, кто мог видеть нас у костра, но единственным человеком была Мэдисон. Господи, надо было остаться с Винни. Почему, черт возьми, я просто не пошла с Винни?
— Тогда что это значит? — спрашиваю я голосом, окрашенным гневом. — Мы просто должны позволить этим убийцам уйти безнаказанными?
— Мы не знаем, причинили ли они кому-нибудь вред, мисс, — вмешивается другой офицер, Фергюсон.
Мудак.
Фу! Мне хочется кричать.
— Сейчас мы изучаем все возможные версии и всех потенциальных подозреваемых. Любой, кто мог желать зла твоей сестре. Или кто-то еще, кто мог быть в этом районе прошлой ночью.
— Эти ублюдки! Вот кто был в том районе. Ну же, шериф Келлер, это они. Мы оба это знаем. Кто еще в этом городе мог причинить ей боль? Никто.
Шериф Келлер косится на Фергюсона и устало вздыхает.
— У всех ребят есть алиби на прошлую ночь, Маккензи. У всех, кроме тебя.
Вся краска отходит от моего лица, и моя рука поднимается, когда я пытаюсь найти что-то для поддержки, чтобы не потерять сознание.
Нет, нет, нет. Этого не может быть. Этого не может быть.
— Думаю, вам обоим пора идти, Дэн, — тихо говорит мама, направляясь к входной двери.
Шериф Келлер не сводит глаз с дубового пола под нашими ногами, а потом шепчет Фергюсону:
— Пошли.
И они оба выходят из дома.
Слезы гнева блестят в моих глазах, когда я тупо смотрю на дверь, пытаясь понять, как эта ситуация стала такой колоссально испорченной. Мама закрывает входную дверь, и мои глаза, как магниты, притягиваются к ней.
Горячая слеза скатывается по моей щеке, когда она спрашивает:
— Где ты была прошлой ночью, Маккензи?
Рука Трента хватает прядь моих прямых черных волос, и он проводит ею сквозь пальцы, возвращая меня в настоящее. Я быстро моргаю, пытаясь избавиться от влаги, скопившейся в моих глазах при воспоминании. Когда я перестаю моргать, мои глаза фокусируются на Тренте, и наши взгляды сталкиваются. Мой карие к его сосновой зелени. Я вглядываюсь в его взгляд, ища в нем хоть малейший намек на узнавание, но вместо этого вижу лишь жар и похоть. Он смотрит на меня так же, как в тот вечер у костра. Только теперь я не чувствую ни головокружения, ни радости. Только гнев. Чистый, неподдельный гнев. Однако я скрываю это, не желая, чтобы он увидел, как я злюсь, находясь так близко к нему — ко всем им.
— Я хочу ее, — объявляет Трент остальным парням в комнате.
Его взгляд ни на секунду не отрывается от моего.
Конечно, ты хочешь.
— Не так быстро, приятель. Не думаешь, что мы должны позволить ей выбрать, позволить им всем выбрать, с кем они хотят потусоваться в первую очередь? — спрашивает Зак, подходя к нам. Краем глаза я вижу, что он наблюдает за мной. Близко. Слишком близко. — Что скажете, милые? С кем конкретно вы хотите познакомиться?
В течение нескольких секунд, я не отрываю взгляда от Зака, наблюдая за ним. Очевидно, он уже не тот парень из средней школы. Он выше, чем я помню, гораздо массивнее, и пучок, который он носит, это новое дополнение, которое только удваивает его дикие черты.
Я оглядываю комнату, понимая, что все смотрят на меня. Я ловлю взгляд Кэт и Веры, и они, похоже, затаили дыхание, ожидая моего решения.
— Как
