Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей

Беттс накинула ей на плечи халат, усадила на кровать и налила крепкого виски. Она была аккуратна и невозмутима, как и подобает почтенной женщине, жене и матери. Трудно было поверить, что это – тот же человек.

От виски Джоан стало лучше. Она уже не дрожала, лишь время от времени вздрагивала.

Под вопросами Шеппарда она признала, что Эбботт оставался тут прошлой ночью. Рассказала про бомжей, как Ричард подпоил их, поменялся одеждой, привёл под окна и затеял драку.

– Умно, – сказал Шеппард, – очень умно. Подождать, пока мы обыщем квартиру и установим наблюдение, потом проскользнуть у нас под носом, – он обернулся к Беттс, – Предполагая, что обыскивать по второму разу мы не станем. Мне это нравится. Ох, как же мне это нравится.

– Вас он в расчёт не принял, не так ли?

Беттс улыбалась ему. Ресницы подрагивали. Пытается казаться скромницей. Пытается даже сделать невозможное: прикрыть прокуренные рояльные клавиши, по недоразумению названные зубами, продолжая при этом улыбаться. Флиртовать пытается, Боже мой. Может быть, лесбиянка – это тоже только роль? Мысль успокоительная, но вот вопрос – насколько достоверно она собиралась играть?

«Чересчур», – подумала Джоан, «Для меня – чересчур». Или может это только способ оправдаться?

– Он рассказывал вам о своих планах?

– Нет.

Она говорила правду, и Шеппард это понял.

– Когда он вышел?

– Не знаю. Он позвонил после обеда из какого-то паба и сказал, что за квартирой больше не следят.

– Ему это показалось подозрительным?

– Немного. Он говорил, что сегодня – слишком рано.

– Когда он возвращается?

– Вечером. Он сказал, что позвонит и предупредит.

– На этот телефон?

– На автомат внизу.

– Всё учёл, а? Конечно, надо же ему проверить, что всё чисто.

Джоан опустила голову.

– Надо?

– Да, – ответила она.

– А ты ему скажешь, что всё чисто. Скажешь?

Они с Беттс нависали над ней, буравя её взглядами.

– Скажешь?

Она беспомощно кивнула, стараясь не смотреть на них. Беттс взяла её за подбородок и повернула лицом к себе.

– Отвечай суперинтенданту, дорогая. Скажи «да».

– Да.

Беттс убрала руку и голова Джоан снова поникла, как у сломаной куклы.

Они вышли в гостинную, чтобы дать ей одеться.

– Он наш, – сказал Шеппард, – теперь он наш.

Лицо его сияло от удовольствия. Как чуть раньше и Джоан, он чувствовал себя победителем.

Каждый день его выгоняли на прогулку, и солнечный свет был – как удар в лицо. Он зажмуривался заранее, но солнце резало глаза не хуже ножа и сквозь закрытые веки.

Его гоняли по залитому палящим солнце двору минут десять. В сущности – ещё одна форма пытки. Каждый раз он был счастлив вернуться в сумрак своей камеры.

Недели через три (как он предполагал) ему удалось подобрать во дворе гвоздь. Теперь можно было вести счёт дням. Он даже нацарапал на полу шахматную доску и играл сам с собой воображаемыми фигурами.

Надо было занять себя, занять свой разум… Разум… Иногда он казался ему тёмной равниной, уходящей в бесконечность.

10.

У Фрэнка Смита выдался тяжёлый день. После ночи без сна и утра с Нджалой, Фрэнк собирался на пару часов исчезнуть домой, поваляться, послушать музыку.

Но день принёс новые проблемы. Не слишком серьёзные, но неприятные для усталого человека, мечтающего отдохнуть.

Произошла утечка. Скорее всего, через пресс-службу отеля. Стало известно о внезапном усилении охраны Нджалы и его скором отъезде за город. Пресса жаждала информации. Журналисты обратились в Скотленд-Ярд и Министерство обороны, но получили только сухие отговорки. Учуяв сенсацию, они попробовали прозондировать МИД.

Там им вначале скормили официальное заявление (шедевр невнятицы даже по мидовским меркам), потом послали срочную записку Фрэнку Смиту. Тот мог (а вообще-то был и обязан) разобраться с ней сам, но предпочёл переправить министру. Пусть почувствует, как зарабатываются чёртовы деньги.

Мелкая пакость, но и чувствовал себя Фрэнк Смит пакостно. День выдался такой тяжёлый.

Он позвонил всё тому же возомнившему секретаришке и получил раздражённый ответ, что министр занят. Это стало последней каплей.

– Хочешь сказать, – Фрэнк Смит изобразил голосом искреннее изумление, – он ещё не кончил трахать ту чёрную сучку из Фалхэма? Он вообще, как, вылезает из своего гнёздышка?

Это, судя по всему, вышибло из секретаря дух – в трубке слышалось только придушенное клокотание.

Фрэнк положил трубку и от души расхохотался. Настроение поднималось на глазах.

Потом позвонил в МИД и предложил провести пресс-конференцию, где он сделает заявление и ответит на вопросы.

Конференция прошла гладко, да и заявление получилось довольно правдоподобным. Поступила информация, что этими весной-летом ИРА планнирует похищения и убийства высокопоставленных особ, посещающих Великобританию. Информация, конечно, непроверенная, слухи, можно сказать, но… Фрэнк Смит развёл руками. Похищение Хэрремы, помните?

– А почему Нджала уезжает из Лондона?

– Чтобы встретиться с другом.

– Какого рода другом? – поинтересовался кто-то из присутствующих под дружный мужской хохот. Единственная на весь зал журналистка возмущённо фыркнула.

Вечерняя Уайтхолл смывала накопившуюся одурь. Был последний день апреля. За ночь погода сменилась. С подозрительной поспешностью она перешла от холодной и дождливой к солнечной и тёплой. Фрэнк попытался вспомнить ту строчку из Шекспира, об изменчивости апрельского дня. Пахло грозой и это немного беспокоило его.

Машина уже ждала. Он сказал водителю ехать домой. На Мэлл он открыл окно. Влажно блестела зелень, девушки оделись в летние платья. Расцвели в одну ночь, как цветы после дождя. Чудо, которое не устаёшь видеть каждый год. Там бедро, тут грудь или локон – Смит откинулся на сиденье и улыбнулся, вспомнив Джоан Эбботт и её очаровательные округлости. Наверное, не стоило принимать всерьёз её «нет». Женщины всегда говорят одно, а хотят другого. Беда в том (это кроме вины перед Ричардом), что он побаивался женщин. Любил их, хотел, но – побаивался. Разумеется, физиология время от времени брала своё, но отношения выходили недолгими. Как и многие другие, Смит боялся привязанности. Неудивительно, что он до сих пор сидит в холостяках.

Фрэнк всё ещё думал о Джоан, когда машина свернула с Сент-Джеймс-стрит на Пикадилли. Возле отеля «Ритц» он заорал «Тормози!» и выскочил наружу в уверенности, что видел Эбботта. Вернулся красный и запыхавшийся. Господи, да я совсем не в форме – пришло в голову.