Тереза Вейр - Игрушка богатого человека

Донован пнул ее ногой.

— Говори!

— Уйду… — прошептала она, свернувшись калачиком на полу. Разметавшиеся волосы упали ей на лицо. — Никогда… не уйду… от тебя.

Руки и ноги у него тряслись. Донован бросился на колени, обнял ее, привлек к себе, сжимая изо всех сил.

— Моя Сара! Моя маленькая Сара! — Он провел пятерней по ее волосам, как гребнем. На этот раз рука стала липкой. — Ты ведь любишь меня. Ты так меня любишь! Ты слышишь меня, Сара? Сара?

В свете красной лампочки Нэш всматривался в кювету с проявителем. Он бережно покачал кювету, стараясь не расплескать раствор, и, как зачарованный, уставился на медленно возникающее изображение Сары Айви.

Заснуть он не смог. Как только ему удалось натянуть на себя джинсы — нелегкий подвиг для человека в мокрых трусах, — он отправился прямиком в редакцию “Дырявой луны”, чтобы проявить пленку.

Как ему удалось справиться с камерой, Нэш и сам не знал — он ведь был в трансе. Снимок вышел бесподобный. Точная фокусировка. Глубина изображения как раз такая, как нужно. А сама Сара Айви…

Камера выявила то, чего не заметили его глаза и затуманенный мозг. Хрупкое совершенство ее кожи. Хотя фотография зафиксировала и даже подчеркнула темные круги у нее под глазами, общее впечатление от этого только усилилось. Взгляд у нее был завораживающий и сексуальный до чертиков.

Он подцепил фотографию пинцетом, слил раствор, взял второй пинцет и перенес снимок в кювету с закрепителем. Еще минута — и он зажег обычную лампочку над головой.

Вглядываясь в фотографию, Нэш ощутил растущее желание. Но не это его беспокоило: помимо чисто плотского желания, на него нахлынули более тревожные чувства. Каким-то образом эта женщина сумела пробудить в нем щемящую нежность, совершенно ему не нужную. Глядя на ее изображение, он почувствовал себя уязвимым. Впервые за двенадцать лет он испытывал чисто человеческую слабость. Впервые за все эти годы ему стало страшно.

Он что-то упустил — какие-то тайные события, протекающие на глубине, скрытые под лощеной поверхностью. Богатые, удачно вышедшие замуж женщины не пытаются наложить на себя руки. Ну, бывает, конечно, что они делают вид, будто хотят покончить с собой, но обычно речь идет о спектакле, тщательно подготовленном с целью придать себе значимости, оживить угасающий интерес муженька.

Но Сара Айви действовала всерьез. Она хотела умереть. Она рассердилась на него, когда он ей помешал. Что, черт побери, происходит? И как он позволил втянуть себя в это?

Она замужем.

Она в беде.

Он хочет ее.

Сколько ни изворачивался, Нэш не мог отрицать, что хочет ее. Он вздохнул и потер покрасневшие от недосыпания глаза, стараясь стереть из памяти ее образ, избавиться от нее. Он положил снимок в чистую кювету для последней промывки, подставил под кран и пустил воду, а сам ушел из проявочной, выключив свет и захватив с собой заведенный таймер.

В кабинете Нэш растянулся на продавленной оранжевой кушетке, даже не позаботившись расставить ее. Он лежал в темноте, пока таймер не прозвонил. Тогда он вернулся в проявочную, завернул кран, вытащил фотографию из кюветы и разложил сушиться.

К тому времени, как он вновь растянулся на кушетке, ночь почти кончилась. Нэш следил воспаленными от бессонницы глазами, как свет проникает сквозь щели жалюзи, как темнота сменяется серыми сумерками, как чикагский рассвет проникает в комнату — не на мягких кошачьих лапках, как однажды выразился поэт Карл Сэндберг, но с болезненной тоской по чему-то, чего он не мог даже определить, не говоря уж о том, чтобы понять.

Нэш спал, когда до его сознания донесся звук ключа, поворачивающегося в двери. Либо это Харли, либо Тути. Он беспокойно заворочался на кушетке, стараясь размять затекшую спину, и устроился поудобнее в надежде соснуть еще пару часиков.

Даже не пытаясь производить поменьше шума, Харли вошел, свалил на письменный стол пачку газет и спросил:

— Ты видел новости?

Нэш застонал и повернулся на бок, уткнувшись носом в спинку кушетки. У него за спиной Харли включил телевизор.

— Да ну тебя, Харли! — Нэш накрыл подушкой голову. — Дай поспать. — Даже сквозь подушку он слышал, как Харли переключает каналы. — Выключи, — простонал он, — выключи!

— Я думаю, ты захочешь это услышать. Из телевизора до него донесся знакомый полос ведущей местного телеканала:

— Мы еще вернемся к истории избиения и возможного изнасилования Сары Айви, истории, которая потрясла жителей Золотого берега и заставила их трепетать за свою жизнь и жизнь своих близких.

А сейчас — реклама.

Нэш стремительно сел, спустив ноги на пол.

— Что?.. — прохрипел он.

— Сара Айви попала в скверную историю, — объяснил Харли, усевшись на край стола и перебирая почту. — Это случилось посреди ночи. Похоже, она напилась и решила устроить заплыв. Ушла из дома ночью на озеро, искупалась и пошла обратно домой. На обратном пути кто-то на нее напал.

Нэш сглотнул, но это не помогло. В горле застрял здоровенный ком.

Реклама закончилась. Ведущая рассказала примерно то же самое, что он уже успел услышать от Харли. Потом дали интервью с Донованом Айви в прямом эфире. Репортеры наставили ему в лицо дюжину микрофонов.

— Мистер Айви, вам самому удалось что-нибудь увидеть или услышать?

Айви покачал головой, вид у него был оглушенный. Даже в голосе, когда он наконец ответил, не чувствовалось обычной уверенности.

— Нет. — Донован был не похож сам на себя: небрит, в смятой рубашке, глаза воспалены. — Моя жена… Она замечательная женщина. Ей каким-то чудом удалось добраться до дому, она попыталась набрать девять-один-один. Телефон упал на пол.

— А вы договорили за нее?

— Ее звонок был прерван, мне пришлось снова дозваниваться.

Впервые за двенадцать лет Нэшу захотелось плакать. Господи! Он должен был это предусмотреть. Он должен был проводить ее до дому, убедиться, что с ней все в порядке.

— У нас имеется запись того первого разговора, — сказал один из репортеров.

После паузы с телеэкрана раздался записанный на пленку, полный ужаса голос Сары Айви: “На помощь!.. Помогите!.. Помогите мне!..”

Нэш провел дрожащей рукой по волосам.

— О господи!

— Полиция считает, что целью нападения было изнасилование. Вам известно, что ваша жена, возможно, стала жертвой изнасилования?

Донован Айви огляделся с мученическим выражением на лице.

— Как они могут задавать такие вопросы? — удивился Харли. — А еще говорят, что это у нас совести нет.

— Я… э-э-э… ничего не знаю. — Донован Айви явно старался взять себя в руки. — Они взяли образцы. Будут проводить анализы.