Сандра Браун - Ночь под дулом пистолета

– Что вы можете сделать?

– Я пытался массировать матку, но это не помогло. – Он наморщил лоб, напряженно соображая. – Есть еще один способ.

– Какой?

– Кормление.

– Разве у нее могло уже появиться молоко?

– Нет. Вы когда-нибудь слышали об окситоцине?

– Кажется, это что-то женское.

– Гормон, который помогает отделению грудного молока. Он также способствует сокращению матки, что в свою очередь, уменьшает кровотечение. Сосание стимулирует высвобождение этого гормона.

– Вот как? Тогда почему вы не…

– Потому что я считал, что к этому времени они уже давно будут в больнице! Кроме того, ей и так уже досталось.

Они немного помолчали, глядя на Сабру. Им очень не нравилась ее бледность.

– Еще я боюсь инфекции, – признался Док. – Черт побери, их обеих необходимо немедленно госпитализировать! Что вы можете сказать об этом Кэллоуэе? Типичный служака?

– Похоже на то. Но, по-моему, способен мыслить разумно. С другой стороны, Денди – настоящий маньяк. Я хорошо слышала, как он где-то за спиной Кэллоуэя сыпал угрозами. – Она взглянула на Ронни, старавшегося одновременно не выпускать из поля зрения парковочную площадку и мексиканцев, которые определенно все больше нервничали. – Он нас не убьет, как вы думаете?

Док явно не торопился ответить на ее вопрос. Он поменял подкладку под Саброй и устало провел ладонью по волосам. По городским меркам, ему не помешал бы визит к парикмахеру. Но почему-то ему, особенно в такой обстановке, шли отросшие волосы.

– Я понятия не имею, как он поступит, мисс Маккой. Меня вообще не перестает удивлять, каким несчастьям одно человеческое существо может подвергнуть другое. Не думаю, что мальчишка способен выстроить нас всех и хладнокровно расстрелять, но никаких гарантий дать не могу. Тем более что разговоры на эту тему на исход никак не повлияют.

– Довольно пессимистичная точка зрения.

– Вы спросили, я ответил. – Он безразлично пожал плечами. – Хотя считаю, что нам ни к чему об этом разговаривать.

– Тогда о чем вы хотите поговорить?

– Ни о чем.

– Неправда! – Тайл нахмурилась. – Вы хотели бы спросить, как вышло, что я вас узнала.

Док взглянул на нее, но ничего не сказал. Он успел возвести вокруг себя заслон, но ее задачей как раз и было пробить эту невидимую броню.

– Когда вы вошли в магазин, я сразу подумала, что в вас есть что-то знакомое, но не могла вспомнить, где я вас встречала. Потом, во время родов, как раз перед тем, как появился ребенок, я сообразила, кто вы такой. Мне кажется, вас выдало то, как вы обращались с Саброй.

– У вас потрясающая память, мисс Маккой.

– Тайл. На самом деле моя память могла бы быть и получше. Дело в том, что я о вас рассказывала в одном из репортажей.

Он невнятно выругался.

– Значит, вы были среди той шайки репортеров, которая превратила мою жизнь в ад?

– Я – хороший репортер, доктор Стэнвис.

Он презрительно рассмеялся.

– Ну еще бы. И вам нравится то, чем вы занимаетесь?

– Очень.

– Вам нравится лезть в жизнь посторонних людей, которых и так постигла беда, выносить все их несчастья на суд общественности, лишать их возможности хотя бы собрать осколки своей разбитой жизни?

– Вы вините в своих трудностях прессу?

– По большей части, да. Вы прекрасно знаете, как негативная пресса может повлиять на положение дел – в больнице, например. А плохая пресса – ваша работа и вам подобных.

– Вы сами создали себе негативную прессу, доктор Стэнвис.

Он сердито отвернулся, и Тайл поняла, что она задела больную струну.

Доктор Брэдли Стэнвис был известным онкологом, работавшим в одном из самых популярных и прогрессивных онкологических центров в мире. Туда съезжались пациенты со всех концов света. Как правило, это была их последняя попытка спастись от смерти. В больнице не могли спасти всех, но ее сотрудники демонстрировали поразительные успехи по продлению жизни безнадежно больных – и одновременно по обеспечиванию им жизни такого качества, которое делало это продление целесообразным.

Именно поэтому такой несправедливой и жестокой показалась смерть молодой, красивой и энергичной жены доктора Стэнвиса от неоперабельного рака. Ни он, ни его гениальные коллеги даже не смогли замедлить его стремительное развитие. Уже через несколько недель после того, как ей поставили диагноз, она оказалась прикованной к постели.

Миссис Стэнвис согласилась на агрессивную химиотерапию и облучение, но побочные эффекты были почти так же смертельны, как и сама болезнь. Ее иммунная система была разрушена, один за другим начали отказывать органы. Она не хотела затуманивать себе мозг болеутоляющими средствами. Однако в последние дни ее жизни боль стала настолько невыносимой, что она согласилась на внутривенное введение болеутоляющего лекарства, дозу которого она сама могла регулировать.

Все это Тайл выяснила уже после ее смерти. До того пресса не интересовалась мистером и миссис Стэнвис. Они были всего лишь лишней единичкой в печальной статистике. Но после ее смерти недовольные родственники подняли шум, предполагая, что их зять мог ускорить смерть своей жены. Конкретно они подозревали, что он намеренно установил слишком высокую дозу лекарства. Они утверждали, что он позарился на приличное наследство и ускорил ход событий.

Тайл с самого начала считала, что все эти подозрения сплошная ерунда. Все знали, что жить миссис Стэнвис осталось всего несколько дней. Человек, которому должно было отойти наследство, вполне мог позволить себе подождать пару-тройку дней и позволить природе сделать свое черное дело. Кроме того, доктор Стэнвис сам был человеком состоятельным, хотя и вкладывал большую часть своих доходов в онкологическую клинику для расширения исследований и лучшего ухода за больными.

Впрочем, если бы он и помог своей жене уйти из жизни, Тайл не торопилась бросить в него камень. Она сама для себя еще не решила, как следует относиться к автаназии, и обычно принимала сторону последнего страстного оратора. Но с чисто практической точки зрения она сильно сомневалась, что доктор Брэдли Стэнвис рискнул бы своей репутацией даже ради любимой жены.

К сожалению, родственники настаивали, и областной прокурор был вынужден назначить расследование, которое оказалось пустой потерей времени и средств налогоплательщиков. Не нашлось никаких доказательств обвинений, ничто не говорило о том, что доктор Стэнвис ускорил смерть своей жены. Областной прокурор даже отказался представить дело на суд большого жюри, утверждая, что для обвинения нет никаких оснований.

Но тем не менее история на этом не кончилась. В течение тех недель, когда допрашивали доктора Стэнвиса, его коллег, друзей, членов семьи и бывших пациентов, на всеобщее обозрение выносились малейшие детали его жизни. Он жил под тенью подозрения, что было особенно тяжело, поскольку большинство его пациентов были смертельно, неизлечимо больны.