Елена Ларина - Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона
– Наверное, это какой-то неправильный мед? – спросила я, стараясь оставаться равнодушной, хотя знала, до чего может довести человека перебор «Финалгона».
Как-то Солоха в спортивном зале пользовала свое больное колено этой мазью, а я решила разогреть связки для растяжки. Через какое-то время у меня началась пляска святого Витта. Я сбрасывала с себя одежду, не обращая внимания на присутствующих при этом мужчин, и пыталась выброситься в окно. Опытная Солоха, прямо как Мария Египетская, спасла меня наложением подсолнечного масла на пылающие конечности. Вода тут совершенно бессильна, а горячая – просто мучительна.
Применение «Финалгона» в горячей среде на живых посторонних людях было моим первым опытом.
Как разумно продуманы русские бани! Я имею в виду, что двери в них обязательно открываются наружу. Быстро познав на собственной заднице бесполезность даже ледяной воды, приносящей только временное облегчение, Поливанова пробкой вылетела из бани и, причитая, помчалась к озеру, как настоящая язычница, объевшаяся мухоморов. Глядя на ее бордовый зад, мне почему-то пришла мысль о несчастных подопытных макаках, терпящих муки в научных лабораториях.
Была удивительно теплая для начала лета ночь. В небе и в озере звезд было поровну. Но в небе все было чинно и пристойно, а в озере бултыхалась голая Поливанова, совершая забавные и некрасивые телодвижения. Водная гладь далеко разносила по усадьбе ее отборный мат.
Мое колено выглядело совершенно здоровым. «Финалгон» очень помог.
Мазь на тело, бальзам на душу
– Знаешь, Малыш, самое лучшее средство от лесбиянок? Это, конечно, «Финалгон», – сказал бы Карлсон, пролетая над поливановской баней.
Может, я поступила жестоко. Но, во-первых, эта мазь совершенно безвредна, даже слизистую оболочку не сжигает. А, во-вторых, намазывают же маленьким детям палец горчицей, чтобы отучить их его сосать! А взрослым вообще советуют: если глаз тебя соблазняет – вырви его, если палец – отруби. Конечно, можно было намазать мазью или горчицей себя, как тот палец, но все и так получилось довольно удачно.
Когда действие «Финалгона» прекратилось, несчастная Поливанова присела рядом со мной на скамеечку. Вид у нее был жалкий, а взгляд подозрительный.
– Как ты думаешь, что это было со мной? – спросила Людмила.
Мне очень хотелось ответить, что это наказание за грехи ее тяжкие, что еще один лесбийский порыв, и она рискует остаться без зада. Конец света, мол, близок, и кое-кто уже испытывает на себе дыхание геенны огненной.
– Провокация, – ответила я.
– В каком смысле? – не поняла Людмила. – Чья провокация?
– Конкурентов Михаила Павловича на выборах, – подсказала я. – Намешали в мед какой-нибудь гадости. Судя по обжигающему действию, скорее всего, пчелиного яда.
– Да это мед с поливановского подсобного хозяйства, – возразила хозяйка. – Там он каждую пчелку в лицо знает. Ты, наверное, не в курсе, что его бизнес начинался с пчеловодства. Этот мед проверенный, свой.
– Думаешь, так сложно заменить мед или подмешать что-нибудь в этот? – я решила не отступать от этой, пусть не самой правдоподобной, версии. – Тут людей взрывают с легкостью фейерверка, а уж в мед конкуренту напакостить…
– Кто же это, по-твоему, мог сделать?
– Да кто угодно. Газеты писали, что человек двадцать выставляют свои кандидатуры. Желающих много. Вот этот, например… Как его? С декабристской фамилией… Лунин. Запросто мог.
– Лунин как раз не мог, – возразила мне Поливанова. – Сергей Лунин – совсем другой человек, честный и благородный. Ты его с нами не равняй.
Странное случилось в моей душе в это мгновение. С одной стороны, мне почему-то было приятно услышать хорошие слова про этого Лунина. Но с другой стороны, я почувствовала что-то наподобие ревности. С чего это? Я даже думать забыла про этого самого Лунина! Ну, вспомнила однажды, когда коленкой стукнулась об арматурину. В бане, когда решила Поливановой кайф обломать, тоже один разок. Сейчас вот на звезды и луну посмотрела и тоже его вспомнила. Так это просто фамилия у него такая – астрономическая. Я вот на зад Поливановой посмотрела и макак вспомнила. Простые ассоциации. Откуда же такие странные ощущения?
– Ты-то откуда знаешь? – схамила я неожиданно для самой себя.
– Что я, на луне живу? – Людмила даже не заметила моего тона. – Я же в этом мире тусуюсь. Это все равно, что тебя про «Парфюмера» спрашивать. Кто написал? Когда? Главная идея книжки? Кстати, был такой декабрист Лунин, что ли?
– Был, – ответила я, чувствуя неизвестно откуда свалившуюся на меня грусть-тоску. – Странный он был человек. Сумасбродный, отважный. Когда началось восстание декабристов, Лунин уже в этой идее разочаровался. А на каторге в Сибири, когда все декабристы смирились и признали свои ошибки, ударились в религию, он один развил бурную антиправительственную деятельность.
– Какую? – что-то Поливанова не на шутку Луниным заинтересовалась.
– Письма стал злые из Сибири писать. Такая эпистолярная публицистика. Тогда же письма были вроде газет и журналов. Ему за них срок набавили и засунули в самый страшный острог – Акатуй. Там он и сгинул.
– А книжка про него есть? – спросила Людмила.
Что-то роль просветительницы этой кобылы мне не очень понравилась. Сама только бирки в бутиках читает по слогам, а туда же! Декабристы разбудили не только Герцена, но и Людку Поливанову. Лунин ее сильно интересует! Впрочем, какое мне дело? Может, ей на пользу пойдет?
– Есть очень хорошая работа Эйдельмана, – ответила я. – Научная, но читается интереснее любого романа. В конце концов, сами письма из Сибири опубликованы. Но я советую начать с Эйдельмана.
– А я пойму? – ляпнула Поливанова, но тут же взяла себя в руки. – Потом мне на бумажке запишешь, закажу себе завтра. Броня кого-нибудь отправит в книжный магазин. Ты мне вот что скажи, Светка. Тебя-то почему не жгло? Одним же медом мазались?
– Одним миром мазаны… Так меня жгло, – ответила я. – Я думала, так и надо. А потом я – толстокожая.
– Это ты-то толстокожая?! – не поверила хозяйка. – Да у тебя кожа вообще прозрачная. Нашлась толстокожая! Зачем все это было нужно? Какой тут интерес? Поливанова вылетает из бани с горящим задом?
Людмила была не права. Я представила эту сюрреалистическую картину и мысленно зааплодировала. Я бы такую вещь купила, будь у меня лишние деньги.
– Может, кому-нибудь хотелось, чтобы ты вылетела из бани в чем мать родила? – я продолжила свои рассуждения. – Папарацци там, «желтая» пресса… Ты же личность известная.
– В этой усадьбе моя задница волнует только одного человека, – вздохнула Людмила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});