Умирать не советую (СИ) - Хорошилова Светлана
— Люба собиралась и дальше молчать, — рассказывал отец. — А тут, говорит, Софка ей сниться начала… И будто подзывает к себе, просит: расскажи, кто мой отец…
— Я ей снилась? Какого хрена! Ни о чём я таком не просила!
Мои эмоции достигли предела. Я рванула к двери, в бешенстве толкнула её, схватив за ручку — оказалась в холле. Затем распахнула двери, ведущие на улицу — влажный ветер ударил мне в лицо. Я стояла на мокрой брусчатке, закрыв глаза, выставив лицо к небу, с запозданием соображая, что мне, наконец, удалось миновать все препятствия. Охладив разбушевавшееся эго, я повернулась к дому — мои отцы стояли в дверях шокированные и напуганные. После того, как я вошла, Олег Маратович с опаской закрыл за мной дверь.
— Сквозняк разыгрался… — пояснил он. — Не обращай внимания. Здесь у нас роза ветров, часто такое бывает, если двери не заперты.
Мужчины вернулись к столу. Хозяин разлил новую порцию, был произнесён тост за упокой Марины, Софьи, Вероники и матери Дениса.
— Что Марина рассказывала о причине нашего разрыва? — поинтересовался Олег.
— Ничего и никогда не говорила про ваш разрыв, сколько бы я не выспрашивал.
— Осуждаешь? — он пристально уставился на гостя.
— Не мне тебя судить.
Я внимательно разглядывала отца — в начале встречи мне не давали нахлынувшие эмоции, теперь же я не сводила с него глаз. Чувствовала, что соскучилась. Может бросить Олегов дворец и к отцу переехать? Я могла бы оберегать его семью: восьмилетнего сына, жену, которую всегда недолюбливала…
— Полагаю, ты не в курсе как было дело… — Олег Маратович откинулся на спинку кресла. — Времена были какими, помнишь? Я серьёзным людям тогда задолжал… Сам удивляюсь: как умудрился остаться в живых. Ну ты помнишь, что тогда творилось… — В его зубах оказалась сигарета, затем он поискал вокруг зажигалку, встал, подошёл к камину, наклонился и прикурил, подхватив красный уголёк железными щипцами. — Она должна была Веронику от матери забрать и ко мне переехать… — Задымил он. — Мы с ней решили: хватит бедной девочке ютиться в деревне у бабки, она должна жить с матерью. Я согласился принять её и воспитывать, как родную. Но в тот день Марина позвонила и сказала, что Ника приболела. Решили на следующий день отложить переезд. — Он покопался в камине кочергой, подбросил поленьев. — Я не знал, каких ангелов мне благодарить за то, что ребёнок тогда приболел, хотя звучит кощунственно… потому как в тот вечер ко мне нагрянули… Перевернули всё вверх дном — деньги трясли. Меня отмудохали так, что по сей день аукается — таблетки горстями принимаю.
Олег Маратович снова опустился в кресло, пристально наблюдая за реакцией отца. После продолжительного молчания он снова заговорил:
— Со мной было рядом опасно. Я позвонил ей и объявил, что нам придётся расстаться. Не стал ей рассказывать про визит этих, как бы помягче выразится, уродов. Не стал говорить, что меня пытали, прикладывали паяльник… Скрыл, что звоню из больницы — она наоборот бы примчалась. Пришлось сказать ей… — подумал и еле выговорил: — что я другую встретил. — Возникло неловкое молчание. — Чего ты на меня так уставился? Иначе она искала бы со мною встречи, чтобы по нормальному всё обсудить. А я не мог! Да, не мог! Я бы сломался, увидев её… Поэтому уехал как можно скорее, а квартиру выставил на продажу — с долгами надо было рассчитываться.
Мне стало ясно, почему родители никогда не рассказывали об этом человеке — воспоминания о нём приносили боль.
— Я боялся за неё… Да какой из меня на тот момент был семьянин?! — оправдывался Олег. — Я человек амбициозный, авантюрный… Не готов я был тогда. И с тобой наверняка она была счастлива! Со мною — вряд ли…
Олег Маратович задумался, выражение его лица изменилось, стало мечтательным.
— Всегда хотел дочку… — сказал он. — Узнай я об этом раньше — да разве я остался бы в стороне? Во всём бы ей помогал: образование дал хорошее, нужды бы не знала…
Услышав последнее, я ухмыльнулась, вспомнила про «образованного» сынка и про его вечную зависимость от финансов отца. Я, по крайней мере, была свободна и состоялась в своей сфере, а не зависела от кого-либо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Фото оставишь? — Олег долго держал его в руках.
— Бери, конечно! — ответил отец.
— Ты теперь поменьше волнуйся… Я это дело так не оставлю, на тормоза спустить не дам. Я все свои силы задействую, никаких средств не пожалею… Все связи… У меня и в МВД есть связи, и в следственном комитете. Мы обязательно найдём тех убийц.
Отец в ответ кивал.
— Ходить далеко не надо! — вмешалась я. — Вот он сидит во всей красе! Даже глазом не моргнёт!
Я осеклась: будь Олег нашим убийцей, тогда зачем он в разговоре упоминал конфликт на дороге — ему наоборот выгоднее молчать, делать вид, что никогда нас не видел и знать не знает. А он давай рассказывать, как обругал нас…
Что-то не вязалось. Меня терзали сомнения, путались мысли — может он настолько самоуверен, или вообразил, что отец пришёл устроить ему проверку, так называемую провокацию, подсунув нашу фотографию? Или хитрец, ведущий собственную игру, делает вид, будто скрывать ему нечего: да, видел этих девушек… А о главном его не спросят, и он умолчит. Я не знала, где искать правду. Теперь король, оставшийся на шахматной доске, занимал всё моё внимание, он единственный, кто мог пролить свет. Только по правилам шахматной игры король — фигура значимая, но ой какая уязвимая и неповоротливая… И я её скину.
Отца разместили в одной из гостевых комнат. Мне хотелось смотреть на него, как он спит, но, если я оставлю Олега Маратовича без внимания, могу пропустить важные детали. Мы с моим сиамским близнецом закрылись в другой комнате. Он долго пялился на нашу фотографию при свете ночника.
— Ну ничего, девочка моя… Мы их найдём, мы обязательно их найдём… В память о тебе.
Я стояла посреди спальни, глядя на него исподлобья. Мне хотелось крикнуть: сейчас-то чего разыгрывать спектакль? Кого ты пытаешься вводить в заблуждение? С трудом, но я была вынуждена признать, что никого он к нам не засылал. Силы меня покидали — неужели я вот так испоганила жизнь невинному человеку, тем более кровному отцу…
После того, как ночник погас, я тихо прилегла рядом. Я наблюдала всю ночь, как он спит, касалась его плеча. Одна роковая ошибка обернулась серьёзными последствиями. Разрушить легко — собрать сложно.
И Натали уже не вернуть… Я, безусловно, могла задействовать весь свой дар, чтобы она снова здесь очутилась. Я могла подстроить встречу, заселить Олегу мысли, чтобы он на многое закрыл глаза, но прежним отношениям уже не быть. А может я наоборот спасла его? Может он и дальше жил бы в неведении, что пригрел змею на груди? Со временем эта стерва могла бы наворотить того, чего уже не исправить.
То же самое касалось и сына… С моей помощью он наконец повзрослел. Проживание в доме отца тормозило его становление на путь самостоятельности, а теперь, недавние события заставили его многое переосмыслить: птенец вылетел из гнезда. Сейчас я пыталась найти себе оправдание, искала в совершённой мною ошибке некий глубокий смысл.
Стены этого дома стали снедать меня, мне было не место в нём, но я чертовски к нему прикипела. Я вслух обращалась к дому: потерпи ещё немного, мне нужно выяснить, кто причастен к нашей с Вероникой смерти, и я обещаю, что сразу тебя покину. Ты избавишься от меня: жильцы перестанут слышать мой голос и вздрагивать каждый раз, когда я задеваю предметы. Энергетика твоя улучшится — я на это надеюсь.
Несмотря на то, что следующим днём было воскресенье, отец спешил на поезд — у него были частые командировки, в связи с чем отсутствие стабильного графика. Олег Маратович ради него встал пораньше, и они вместе позавтракали. Хозяин сидел за столом в вишнёвом атласном халате, отец — в пуловере горчичного цвета и сером пиджаке. На завтрак нам подали омлет, а так же салат из телятины. Настроение у мужчин вернулось в норму — они припомнили ещё несколько случаев из детства, которые их позабавили. Затем они начали делиться друг с другом достижениями сыновей. Мой восьмилетний братик, которого я до вчерашнего дня считала единокровным, хорошо учился и увлекался игрой на синтезаторе, за него не надо было краснеть. Олегу Маратовичу сперва нечем было похвастаться, но тут он вспомнил, что Денис, едва сделав первые шаги, уже научился определять марки машин, стоило показать эмблему. Великое достижение за двадцать шесть лет — научиться разбираться в марках, подумала я, вспомнив Дениса.