Кэш (ЛП) - Гаджиала Джессика

Затем, конечно, я представила, как он готовит еду для своих женщин, потому что, ну, кто готовит столько еды только для себя? Вместе с этой мыслью пришел сильный и почти непреодолимый укол ревности, который был настолько неприятен, что мне пришлось задуматься о чем-то другом, чтобы отвлечься, иначе я бы свела себя с ума.

Видя, что его дом был почти до умопомрачения опрятен, я решила заняться стряпней. Я была хорошей кухаркой, проводя бесконечные часы, готовя еду для моего отца, когда я была моложе после смерти моей матери. Он был немного не в себе... традиционное (шовинистическое) представление о роли женщины в жизни означало, что моя работа заключалась в том, чтобы научиться обращаться с плитой в юном возрасте одиннадцати лет. У меня было довольно много шрамов от ожогов на руках, как свидетельство тех первых неловких, небезопасных движений. Потом, когда я жила одна в конспиративной квартире, я даже не включала печку. Если я не могла приготовить ее в микроволновке, я ее не ела. Меня тошнило от готовки.

В Хейлшторме куча парней и даже одна или две женщины действительно наслаждались готовкой и имели действительно высокий навык, так что они в итоге были теми, кто по очереди кормил остальных из нас.

Я не практиковалась почти двадцать лет, но, в общем, это было не совсем то, что можно забыть, и я была немного взволнована, чтобы сделать это снова... учитывая тот факт, что это было неожиданностью для другого человека.

Дверь открылась, когда я резала морковь для тушеного мяса в бульоне и томатном соусе, которое уже начало закипать на плите.

— Что так вкусно пахнет? Ты заказала еду? — Спросил Кэш, и я услышала, как моя сумка упала на пол в гостиной, а он, поскрипывая ботинками, двинулся ко мне. Я не ответила, и когда он вошел в дверной проем, он медленно оглядел меня, стоящую у стойки, одетую только в его футболку и собранными на скорую руку волосами — Это ты... готовишь для меня? — спросил он со странным придыханием в голосе, которое заставило меня вскинуть голову, чтобы посмотреть прямо на него, не понимая, откуда взялась эта интонация.

Не зная, что сказать, я небрежно помахала ножом. — Нам нужно было поесть, верно? — Спросила я, чувствуя себя немного неуверенно из–за всего этого.

— У меня никогда раньше не было женщины, которая готовила бы для меня, — сказал он, глядя на меня слишком напряженным взглядом, полностью лишенным его обычной шутливой легкости.

— Ничего страшного, — сказала я, отводя от него взгляд. Что–то происходило между нами, и это было слишком интимно, что–то не совсем понятное для меня.

Я едва успела достать из пакета еще одну морковку, как почувствовала, что он подошел ко мне сзади, то есть прямо сзади... вся его грудь была прижата к моей спине, и он смотрел через мое плечо, его подбородок лежал там небрежно, как будто для нас не было ничего нового стоять вместе, пока я нарезала овощи, как мы делали это каждый вечер нашей жизни. Его рука скользнула по моему животу, слегка надавливая, и я клянусь, что прикосновение выстрелило прямо между моих бедер и мой мозг отключился.

— Это для меня, — сказал он, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, на что он реагировал. А, ну да... я сказала, что это не имеет большого значения. Для него это было очень важно? Отлично. Как будто я не чувствовала себя достаточно неуверенной в этом.

— Не обольщайся так сильно. Я не так уж хорошо готовлю, — сказала я, заставляя свои руки сосредоточиться на том, чтобы они начали шевелиться. Хотя, я была уверена, что заостренный предмет — это была последняя вещь, которая должна находиться в моих руках, учитывая то, в каком состоянии я сейчас была.

Голова Кэша наклонилась вниз, и тогда я почувствовала, как его зубы впились в обнаженную кожу на моем плече, с которого соскользнула его слишком большая футболка. Это был всего лишь легкий укус, но, черт возьми, я его почувствовала.

Затем он отошел и встал рядом с кастрюлей на плите, закинув руки за спину, ухватившись за стойку и небрежно наблюдая, как я готовлю. И я готовила, хотя бы для того, чтобы не смотреть на него.

Это было безумием, что он так меня заводил. Правда, после событий прошлой ночи он дал мне несколько действительно веских причин для того, чтобы быть увлеченной им. И, ну, позвольте мне сказать одну вещь: многие мужчины могли бы трахаться. Многие мужчины могли забраться на тебя сверху, проскользнуть внутрь и врезаться в тебя, пока не забудут, как тебя зовут. Но требовалось настоящее мастерство, настоящее понимание женщин и того, как их тела работают, чтобы заставить их кончить с оральными ласками. Конечно, многие парни могли бы справиться с этим по чистой случайности. Клитор был чувствителен, тебе достаточно погладил его, в конце концов, она кончает. Но Кэш был в своей собственной лиге. Кэш съел меня, как будто был голодным человеком, как будто это была единственная вещь в мире, которая имела для него значение, как будто это было единственное, что ему нужно было сделать. Он знал, когда напряжение граничило с пыткой, и отступал. Он знал, когда движение отпускало, и менял направление. Он внимательно слушал. И вообще, ничто не сравнится с мужчиной, который обращает внимание на женское удовольствие.

Я никогда раньше так сильно не кончала от орального секса. И у меня возникло смутное подозрение, что я никогда больше этого не сделаю.

Так что, да, мне было трудно встретиться с ним взглядом.

— Расскажи мне что-нибудь такое, чего о тебе никто не знает, — неожиданно попросил он, и я чуть не отрубила кончик указательного пальца, когда вздрогнула.

— Что?

— Расскажи мне что-нибудь такое, чего о тебе никто не знает.

— Зачем?

— А почему бы и нет?

— Сколько тебе, двенадцать?

— Господи, женщина, неужели тебя убьет ответ на этот вопрос? Я же не спрашиваю, какая у тебя любимая поза. Хотя, — сказал он, и его мальчишеская улыбка расползлась по губам, — я бы тоже не прочь это узнать.

Я отвела взгляд и глубоко вздохнула. Сказать ему что–то, чего никто не знал обо мне? Не то чтобы это было трудно выяснить. Большинство людей ничего не знали обо мне, и, определенно, никто не знал всю меня.

— Когда мне было семнадцать, — начала я, шокировав себя гораздо больше, чем его, тем, что готова была выдать ему любой из своих секретов, — я действительно хотела пойти на это шоу в городе, но я была наказана. Я выскользнула из дома, когда папа спал, и здорово повеселилась. Вернувшись домой, я выключила фары, чтобы он не увидел, как я подъезжаю. И я вроде как... я стукнула бампер отцовского грузовика, потому что ничего не видела.

Улыбка Кэша стала немного теплее и слаще. — Он так и не узнал?

— О, он все выяснил, — призналась я, чувствуя тошноту от горького привкуса воспоминаний, — о побеге, а не о машине. Это была единственная вещь в моей жизни, которую я смогла утаить. Его грузовик был настоящим куском дерьма, покрытым вмятинами.

— У тебя были неприятности? — спросил он, все еще выглядя слишком довольным, чтобы получить от меня нужную информацию.

Он понятия не имел, в какие неприятности я влипла. — Да, — сказала я решительно, и его улыбка погасла. Это было настолько печальное зрелище, что я обнаружила, что мой рот снова открылся, прежде чем я смогла остановиться. — И... лотос.

Его брови сошлись вместе, пытаясь придать этой информации смысл. — Лотос?

Я почувствовала, как мои собственные губы изогнулись, когда я встретилась с его глазами, слегка приподняв подбородок. — Моя любимая поза, — уточнила я и была вознаграждена тем, что он откинул голову назад и рассмеялся. И все, что я могла сделать это смотреть на его красивое лицо, пока широкая улыбка расползалась по моему лицу, заставляя синяки болеть, но это стоило боли. — Твоя очередь, — сказала я, не в силах остановиться.

Он перестал смеяться, но улыбка осталась, голова его слегка склонилась набок. — У тебя самая сладкая киска, которую я когда-либо пробовал.

Эти слова произвели реальный эффект, заставив меня сделать шаг назад, мое лицо, без сомнения, исказилось от удивления и возбуждения. Кто говорит такие вещи? На кухне? С кем-то, кого почти ненавидит?