Патрисия Симпсон - Потерянная богиня

— Метод математического анализа волны, распадающейся на более простые синусовые волны. Наверху диаграмма звуковой волны камертона. Видите, все волны параллельны друг другу?

— Да, — ответил Ашерис, всматриваясь в изображения на бумаге и не понимая, какое отношение это может иметь к его дочери.

— Все эти волны совершенно одинаковы и параллельны, следовательно, не совсем синхронны.

Ашерис кивнул, а Карисса придвинулась ближе, и от ее легкого прикосновения мурашки побежали у него по коже.

— А теперь вот. — Доктор Дункан указал на другой график. — Это диаграмма голоса Джулии, когда я попросил ее повторить звук камертона.

Ашерис взглянул на волну, которая по высоте не отличалась от тех волн, что он уже видел, но делала много зигзагов, пересекая ось то сверху, то снизу.

— Почему здесь только одна волна? — спросил он.

— Хороший вопрос? — Дункан посмотрел на Ашериса неожиданно засверкавшими голубыми глазами. — Я тоже задал себе его. В самом деле, я трижды проделал одно и то же, предполагая, что ошибается машина: слишком быстро она выдала результат. Я подумал, что ей может не хватать материала для анализа.

Карисса внимательно посмотрела на доктора карими глазами.

— И?

— Короче говоря, голос вашей дочери настолько чист, что имеет только один компонент. Один. А это, друзья мои, невероятно!

Карисса обменялась с Ашерисом быстрым взглядом, и он впервые за много месяцев увидел ее такой, какой она была раньше, когда еще не скрывала от него своих чувств. Он потянулся было к ее руке, но она опять повернулась к докторам.

— К тому же, хотя вряд ли вам это интересно, — продолжал Дункан, — когда я вижу такую волну, я знаю, что это звук высокой частотности, ультразвук, который недоступен слуху человека. Например, как свист собаки.

Ашерис сомневался, что линии на бумаге смогут прояснить тайны его дочери, однако промолчал.

— Ну и что это значит? — спросила Карисса.

— У вашей дочери уникальный голос. Во-первых, он необыкновенно чист, а во-вторых, обладает такой высокой частотностью, что, по идее, не должен быть слышим человеческим ухом. Такого голоса я еще не встречал. Я сделал рентгеновский снимок ее связок и нашел нечто вообще удивительное.

— Что же вы нашли? — спросил Ашерис.

— У Джулии две щели в голосовых связках вместо одной. И еще: они гораздо тоньше обыкновенных, из-за чего, возможно, и достигается такая частота вибрации.

Ашерис нахмурился. Ему не нравилось, что двое ученых обсуждают его дочь словно какой-то научный казус. Он уже открыл было рот, чтобы потребовать привести Джулию, однако тут заговорила Карисса.

— Но какое отношение все это имеет к движущимся игрушкам? — спросила она, подаваясь вперед.

— Самое прямое, — ответил Дункан, опережая своего коллегу и усаживаясь на край стола. — У нас есть исследования, которые доказывают, что звуком, то есть голосом, можно двигать предметы в пространстве.

Ну, скажем, небольшие предметы могут быть пойманы между двумя высшими точками волны. — Он опять скрестил руки на груди. — В лаборатории нам удавалось добиться этого эффекта, но только с мельчайшими частицами. Тем не менее такое возможно.

Ашерис положил листок на колени.

— Вы хотите сказать, что игрушки двигал голос моей дочери?

— Может быть. — Ашерис наклонился вперед. Глаза у него горели. — Вероятно, Джулия в беспамятстве стонала или кричала, короче говоря, делала что-то, отчего легкие предметы начинали вибрировать и даже могли подниматься в воздух.

— Она действительно иногда стонала, — подтвердила Карисса. — Но я это не соотнесла…

— И никто бы не соотнес! — воскликнул доктор Дункан. — Это же совершенно невероятно!

— Хватит! — вскакивая с кресла, заявил Ашерис. — Это просто совпадение. Версия!

— Ну конечно, — тоже поднимаясь, согласился с ним доктор Дункан. — Но если провести обследование, то, думаю, я смогу доказать ее правильность. Единственное, что мне нужно, — ваше разрешение поработать с Джулией несколько месяцев.

— Месяцев?! — возмутился Ашерис. — Ребенок должен жить дома, доктор Дункан, а не в лаборатории, где над ним ставят опыты, как над…

— Нет, мистер Эшер, мы бы сделали это не так…

— Она еще слишком мала! Я запрещаю!

Доктор Томпкинс встал со своего места.

— Пожалуйста, мистер Эшер, успокойтесь. Вы же понимаете, как много мы могли бы узнать от Джулии!

— Узнавайте от своих обезьян! Джулия всего лишь ребенок.

— Только телом. Ее умственное развитие во много раз превосходит развитие нормального двухлетнего ребенка. Она — слишком необычный младенец. Поэтому нам бы хотелось как можно больше узнать о ней.

— Джулия не будет предметом научных исследований! — Ашерис вышел из себя, однако не показал этого ни выражением лица, ни голосом. Он лишь крепко сжал зубы. — Я все сказал. Теперь, пожалуйста, приведите Джулию.

— Конечно, — нахмурился доктор Томпкинс и взялся за телефонную трубку. Он что-то быстро приказал своей помощнице и посмотрел на Ашериса. — Мне очень жаль, что вы видите все в таком свете, мистер Эшер, ведь мы ни в коем случае не хотим повредить Джулии.

Ашерис молчал, только взгляд его стал тяжелым.

— Если вы измените свое решение, — опять заговорил Дункан, — я буду счастлив тестировать Джулию. Для медиков она аномалия, с которыми мы не так уж часто сталкиваемся.

Ашерис не успел ответить, потому что дверь отворилась и на пороге появилась его дочь, скорее напоминающая уменьшенную копию взрослой женщины, чем двухлетнего ребенка, своими цвета воронова крыла блестящими волосами, рассыпанными по плечам, золотистой кожей и стройной фигуркой. Она увидела родителей — и лицо ее озарилось радостью.

— Мамочка! Папочка! — крикнула она и бросилась к Кариссе.

— Здравствуй, азиз, — сказала Карисса, употребив арабское слово, означавшее "любимая", когда дочь обхватила ее руками. Она наклонилась и посадила Джулию к себе на колени. — Тебе было интересно с доктором Дунканом?

— О да! У него столько всяких приборов в лаборатории! Он даже позволил мне самой раскрасить картинки моего горла! У доктора Дункана много красок. Семьдесят две, правда, доктор Уолли?

Уолли улыбнулся и кивнул, а Ашерис почувствовал некоторое облегчение от того, что его дочь вновь была рядом с ним. Он перевел взгляд с веснушчатого лица доктора Дункана на безупречно чистое личико дочери и ее умные глазки. Несомненно, они подружились, этого никак нельзя было отрицать.

— У доктора Уолли много всякой музыки. Он дал мне послушать несколько песенок, а потом я сама записала ту, что мне понравилась больше других.