Вознесенная грехом. Последний ход принцессы - Кора Рейли
Когда я подъехал к дому, мама вышла на крыльцо с ружьем в руках, очевидно, опасаясь непрошеных гостей. Но, заметив меня, она чуть опустила ствол. На ней был плюшевый розовый халат, тон в тон с цветом накрашенных губ, светлые волосы накручены на бигуди. Хоть что-то не меняется.
Я выскочил из машины, подняв руки над головой и ухмыльнувшись.
– Мам, это я.
Она кивнула, сощурившись. Похоже, я был одним из нежелательных визитеров, которых она хотела запугать дробовиком.
– Что ты тут делаешь?
Настороженность в голосе мамы заставила меня задуматься, что она в курсе, как я убил Эрла, хотя у нее не было доступа к информации. Такое просто невозможно.
Кроме людей Витиелло, об этом никто не осведомлен, и я сомневался, что они уже рассказали об Эрле кому-то из знакомых моей матери. Витиелло заверил меня, что не позволит ничему просочится наружу.
И чтобы я ни думал о Луке Витиелло, в одном был уверен точно – он полностью контролировал своих людей.
– Собираешься выстрелить в меня, мам? – Все еще держа руки над головой, я подошел ближе.
Они опустила дробовик на несколько сантиметров, целясь мне в грудь.
– Что с тобой случилось? – спросила мама, окинув взглядом мой голый, израненный и покрытый синяками торс.
– Много чего, – ответил я, не готовый разглашать больше информации, пока она наставляла на меня ружье.
Она кивнула в сторону грузовика.
– Разве он не принадлежит Коди?
– Ага. Но он ему теперь не понадобится.
Мама снова кивнула и горько улыбнулась.
– Он мертв?
– Ага. – Я медленно вытянул руки вдоль тела.
Мама проследила за мной с опаской, но не выстрелила. Я не сомневался: она нажмет на курок, если ее спровоцировать.
– Я забрал его собак со свалки.
– Уверена, не только их, – ответила она тихо. – Он прятал там наличные. Ведь он не умел держать язык за зубами, когда напивался.
– У него был длинный язык. – Я невесело усмехнулся. – Ты уберешь дробовик?
Мама отрицательно покачала головой.
– Пока нет. Ходят слухи, что теперь ты работаешь на итальянцев.
– Я ни на кого не работаю, мам. Ты же сама понимаешь, как плохо я подчиняюсь приказам.
Она посмотрела на грузовик.
– Тебе следовало пристрелить собак. Неужто проблем мало?
Я не представлял, как много ей известно, но, учитывая нежелание опустить ружье, – значило, что много.
– Эрл мертв.
Она печально вздохнула.
– Да. Итальянцы схватили его и еще нескольких мужчин. От этих начищенных ублюдков никто живым не возвращался.
– Ага. – Я не знал, мог ли я увидеть слезы или как минимум какое-нибудь проявление скорби от мамы из-за смерти Эрла. Однако учитывая, что он постоянно ей изменял и редко появлялся дома, мне не стоило удивляться.
– Говорят, тебя тоже схватили.
Я пожал плечами, поднимаясь по ступенькам крыльца, пока не оказался прямо перед мамой, отчего ствол дробовика почти касался моей груди.
– Что еще ты слышала?
– Что ты предатель. Грей рассказал, что ты сообщил им ваше местоположение.
На меня нахлынуло облегчение от подтверждения того, что Грей и вправду ушел живым.
– Я не… – Но не успел я договорить, как мама дала мне пощечину.
– Если бы в тот день с Греем что-то случилось, я бы никогда тебя не простила.
– Именно поэтому я позаботился о том, чтобы он смог спасти свою жалкую задницу.
– Он и это упомянул.
– Где он сейчас?
– Без понятия. Уехал вчера. Оставил немного денег и сказал, чтобы я не волновалась, а он заставит меня испытывать гордость за него.
– Что, черт возьми, происходит?
Она искала что-то в моих глазах.
– Если ты не работаешь на итальянцев, то почему выжил, Мэддокс? Они тебя не убили. Грей заявил, что ты сделал девчонку Витиелло своей женщиной.
Моей женщиной.
Мне нравилось, как это звучит.
– Она многое для меня значит.
– Намного больше, раз ты стал из-за нее предателем. Ты жил ради клуба. Неужели одной женщины хватило, чтобы забыть о том, что случилось с твоим отцом?
– Я не забыл, но мне надоело застревать в прошлом. Благодаря Марселле у меня появилось желание задуматься о будущем.
– О каком? Что ты собираешься делать без клуба? Никакая другая жизнь тебе не ведома.
– Я разберусь.
Она мрачно рассмеялась, зато наконец опустила ствол.
– Если ты работаешь с итальянцами, то каждый байкер будет мечтать заполучить твою голову. Хотя они в любом случае захотят, как только просочится слух, что ты убил Эрла.
Я напрягся.
– О чем ты говоришь?
Мама снова дала мне пощечину. Я ожидал удара, но не попытался защититься. Она имела полное право злиться.
– Не лги мне в лицо, Мэддокс. Я не глупая. Информация прилетела от итальянцев. Или хочешь сказать – они распространяют слухи, чтобы разрушить твою репутацию?
Я отвернулся от мамы. Кто же выложил правду? В тюрьме Семьи было несколько человек, о которых я кое-что знал. Лука, Амо, Маттео, Гроул и Марселла.
Если кто-то из них разнес новости о том, что я убил дядю, это могло служить лишь одной цели: заставить другие отделения «Тартара» и «Кочевников» желать отомстить мне. Кто-то назначил награду за мою голову.
Меня хотят убить. Вопрос – кто?
На первый взгляд этим человеком вряд ли являлся Лука, поскольку он мог легко пришить меня, пока я был его пленником, – что заставило бы Марселлу злиться на него.
Самый простой способ для Луки угробить меня – и чтобы Марселла не винила его, – уломать других байкеров охотиться за мной.
– А кто распространяет слухи?
– Грей не говорил.
– А про убийство тебе рассказал Грей?
– Мэддокс, ты убил своего дядю? Вот единственное, что я хочу знать.
– Ты в курсе, каким был Эрл, мам. Он оказался одержим местью: куда мне до него! Если мы превратимся в монстров, чтобы убить монстра, то не станем лучше. Грей сообщил тебе, что Эрл сделал с Марселлой?
Мама кивнула.
– С годами Грей стал более решительным. Но тебе следовало разобраться с проблемой еще в клубе. Ты мог бы бросить Эрлу вызов, чтобы занять пост президента.
– Меня бы никогда не избрали президентом. За последние годы прогрессивные и либеральные члены клуба стали «Кочевниками». А люди, которые остались, целиком и полностью преданы Эрлу. И даже если бы я выиграл, они бы ни за что не приняли результаты голосования. «Тартар» был смыслом его жизни. Ничто другое не имело значения.
– Верно, – с тоской согласилась мама. Ее глаза изучали мое лицо. – Я не представляю, что и думать. Где тот мальчик,
