Трофей для Хищника (СИ) - Юта Анна
***
Утро начинается со звонка. Мой телефон настырно вибрирует под подушкой. Я сплю тревожно и чутко, просыпаюсь на первых же гудках и от ужаса замираю, не в силах вынуть гаджет и посмотреть, кто звонит. На настенных часах в виде надкушенного яблока половина седьмого. Кто еще будет звонить в такую рань?
Выползаю из двуспальной кровати, в которой мы спали вместе с Женей, беру телефон. Как я и думала, Марк. Направляюсь на кухню, сжимая телефон в руке. А он продолжает вибрировать. Я знаю, что будет дальше. Но ведь мы не рядом! Он не может меня ударить. Не может ничего со мной сделать. А я всегда могу просто повесить трубку и выключить телефон.
Сажусь за кухонный стол, закуриваю и снимаю трубку на громкой связи. Нет сил держать Марка у уха.
— Эля? — его голос резким эхом облетает спящие шкафы. Но пока он не кричит, говорит спокойно. — Как это понимать? Ты где?
— Не с тобой, Марк, — собираю в кулак мужество, чтобы говорить с ним. Это объяснение все равно рано или поздно произойдет, мне не удастся вечно от него прятаться. — Я ушла. Я не хочу с тобой больше жить.
— Как это, не хочешь? Забыла, что ты моя жена? — во-от, в тон просачивается металл.
— Нет, не забыла, Марк, — скрежещу сквозь зубы. — Я была твоей женой, а не вещью, в которую ты пытался меня превратить. Я подаю на развод. Не хочу больше ничего с тобой делить.
Затягиваюсь и выдыхаю дым. Марк не позволял мне курить даже на улице, даже раз в полгода, когда мне хотелось. Сейчас я могу себе это позволить. Я наконец свободна. Даже такая мелочь, а приятно!
— Ты там что, куришь?! — возмущенно раздается в трубке. — Мы же договаривались, Эля! Ты еще небось напилась? Говори, где ты, я приеду и заберу тебя.
От этих слов у меня внутри начинает что-то дрожать. Снова делаю затяжку и выдыхаю в телефон, будто это лицо Марка.
— Я не скажу, где я, Марк, — приятно это произносить. Приятно знать, что он бессилен меня найти. — Ты меня ударил. Я к тебе не вернусь.
— Малыш, ну я же извинился, — он включает сюсюкающий тон, каким он обычно разговаривал со мной после скандалов, доведя меня обвинениями до слез, до исступления. — Ну не сдержался. Бывает. Я пообещал тебе больше так не делать, помнишь?
— А в следующий раз ты не сдержишься и проломишь мне череп, Марк, — стряхиваю сигарету в пепельницу и наблюдаю, как из кончика струится густой тонкий ручеек дыма. Ожесточаю тон: — Я. Подаю. На. Развод!
На том конце повисает молчание, разбавляемое сердитым сопением.
— Эльвира? — наконец произнсит Марк. Я знаю и этот тон. Вкрадчивый. Заходящий как бы издалека. С него начинались наши ссоры. Именно с этого слова и с такого голоса. — Ты плохо понимаешь суть вещей? Ты моя жена. И… знаешь, как мы поступим. Если ты вернешься до полуночи, я прощу тебя. Ты ведь меня вчера опоила чем-то. Ты понимаешь, что так с мужем не поступают? Понимаешь же?
Молчу. Он начал свою обычную песню. Я наперед знаю, что это будет. Он будет задавать вопросы, давить, угрожать, предлагать более легкие альтернативы, если я соглашусь на условия. И сулить кары, если не соглашусь.
— Как я должен это расценить? Я естественно огорчен! — Марк чуть повышает голос и сразу понижает почти до шепота: — Но я прощу тебя, если ты одумаешься. У тебя есть время до полуночи. Но если ты так и продолжишь прятаться, я тебя найду.
Последние слова он договаривает жестко и сурово. Страшно. Мне снова до одури страшно. Он мастерски умеет меня подавлять.
— Поверь, Питер — город маленький. Маленький и тесный, — с горячим придыханием произносит Марк напоследок. — Я быстро тебя найду, и тогда ты пожалеешь, что вовремя не воспользовалась моей добротой.
Ярость затопляет душу.
— Добротой? Да ты тиранил меня! Ты только и делал, что устраивал мне скандалы! Ты… относился ко мне как к вещи! — меня переполняет возмущение и злость, которые я скрывала, когда мы были рядом.
Я в самом начале усвоила, что во время ссор нужно молчать. Он все равно меня подавит, а если огрызаться, будет хуже. У меня никогда не получалось отражать его атаки. Я до сих пор не понимаю, как он это делал. Я выбирала путь наименьшего сопротивления. Проще было сказать, что каюсь, и принять претензии к сведению. Только вот претензий с каждым разом становилось больше, пока он полностью не выжрал всю мою свободу и не стер границы в порошок.
— Ну ты и неблагодарная! — звонко-злобно раздается из трубки в ответ на мою тираду. — Я дал тебе отличную жизнь, прекрасный дом, шикарный досуг! А за это просил совсем немного, послушания и верности.
Я никогда не изменяла ему, даже не помышляла об этом. Я честная, меня воспитывали в верности и почитании супруга. Но Марк считал, будто я засматриваюсь на других мужчин, и вынимал за это душу. Что сделать, если куда ни пойди, вокруг есть мужчины? Только глаза себе выколоть остается.
— Я была тебе верна! Не смей обвинять меня… — замолкаю, видя выходящую на кухню Женю.
Она уже одета для выхода из дома, удивленно смотрит на меня, потом на телефон, а потом открывает рот и произносит то, что говорить ни в коем случае нельзя!
3
— Эльвира, заканчивай трепаться, — говорит Женя. Я исступленно машу руками, чтобы не позволить ей слить пункт назначения, но она, похоже, меня не понимает. — Нам от Озерков до Васьки пилить полчаса, и там на нужную линию пешком топать. Ноги в руки, опаздываем!
Еще на середине соображаю, что надо отрубить звонок, но, кажется, не успеваю. Не знаю, как много услышал Марк. Спина покрывается ледяным потом, и пижамная майка прилипает к ней, как мокрая бумага.
Женя только сейчас, видимо, по моей бледности понимает, что сделала что-то не то. Но машет рукой.
— Озерки большие, не парься, — произносит приободряющим тоном. — Как и Васька. Он нас вечно будет искать. Успокойся.
Но я не могу успокоиться. Сердце дубасит в ушах. Я просто уверена, что теперь Марк приедет на Ваську искать меня и определенно найдет. А Женя еще и свой дом засветила. Я не знаю, насколько у него длинные руки. Но определенно длинные. Сможет он дотянуться до меня тут?
Плевать. Собраться! Не время сейчас раскисать. Собеседование в ресторане. Возможно, устроюсь, а там запралата, чаевые… Это живые деньги, а значит, другое жилье, которое уже никто Марку не спалит.
Быстро собираюсь, подкрашиваю ресницы — взяла с собой только тушь и любимый парфюм «Мадемуазель» от Коко.
До ресторана с красивым названием «Золотой Орел» мы с Женей добираемся к девяти утра. Заведение работает с десяти, но официанты должны появляться на работе за час до старта. Повара и того раньше. На кухне уже во всю идет работа.
Оглядываю шикарный интерьер. Кожаные диванчики на плотно сбитых остовах из мореного дуба, крепкие столы, резные деревянные украшения на стенах. Все выглядит нарочито дорого и солидно. Как в старинном боярском доме.
Женя знакомит меня с управляющей, той самой Луизой, которая, как оказывается, специально вышла на работу в такую рань. Это очень эффектная фигуристая блондинка лет тридцати пяти в туго сидящем на сочном теле брючном костюме. Волосы, явно окрашенные в стильное омбре, струятся по голове и плечам, завиваясь крупными локонами. Она нравится мне с первого взгляда. Лощеная, холеная, излучающая деловитость и уверенность. Под ее началом, наверное, работать будет приятно.
Луиза собирает всех официантов смены — их восемь, но на двухэтажный ресторан этого даже, наверное, мало. Я стою в сторонке и наблюдаю.
— Доброе утро! Сегодня у нас замена, Женя из второй смены будет работать вместе с вами, — Луиза кивает на мою подругу. — Как вы знаете, вчера Игорь Михайлович уволил Иру, но не все знают, за что. Кто скажет, за что?
Из шеренги официантов вперед шаг делает высокий, как жердь, и худой, как вешалка, парнишка лет двадцати.
— За то, что чаевые присвоила, скрысила деньги, — произносит он с тенью пренебрежения в голосе. — Не скинула в общак.
— Правильно, — Луиза кивает. — Напоминаю, мы все здесь одна семья, у нас запрещено красть деньги у других.
