Барбара Вуд - Дом обреченных

Я опустила молоточек, чтобы еще секунду подумать. Теперь я могла отвернуться от этого пугающего дома и вернуться в Лондон, который я знала и любила, чтобы вновь встретиться со своими друзьями. В этом доме я не знала никого. Не было даже тени воспоминаний, которые могли бы мне подсказать, что его обитатели из себя представляют и как они примут меня, незнакомку, которая носит их имя и в жилах которой течет их кровь? Останутся ли они чужими мне или распахнут объятия в радостном приветствии?

На ум мне сразу пришло письмо двоюродной бабушки Сильвии, напоминая о том, что это было в определенном смысле приглашение, что эти люди действительно ожидали меня. И теперь, когда умерла моя матушка, которая когда-то жила в этом доме, моим долгом и перед ней, и перед Пембертонами было откликнуться на зов.

Пожалуй, надо было сначала телеграфировать, подумала я, стоя перед дверью. Или хотя бы послать письмо, чтобы сообщить, что я приеду вместо своей матери. Но я решила, что не подобает оповещать Пембертонов о ее смерти в обычном письме. Правильней было бы сообщить им об этом лично. И двоюродная бабушка Сильвия, несмотря на то, что я ее не помню, по крайней мере, заслуживала личной благодарности за свое приглашение.

Отбросив последние сомнения и расправив плечи, я ударила по дереву массивным дверным молоточком.

Прошла целая вечность прежде, чем дверь отворили, и оттуда брызнул сноп света, заставив меня на мгновение закрыть глаза. Когда же я открыла их, то увидела крупный силуэт с ореолом над головой.

— Здравствуйте! Я Лейла Пембертон. Не могли бы вы сообщить моей тете Сильвии, что я приехала?

Последовала такая пауза, что я усомнилась, достаточно ли громко я говорю. Кроме того, вокруг меня свирепствовал ужасающий ветер, и сильно шумели деревья. Но когда я уже собиралась повторить свои слова, раздался резкий голос: «Вы — Лейла Пембертон?»

— Да, это я. А теперь не могли бы вы доложить обо мне моей семье и позволить мне войти…

Наконец коренастая женщина отступила, чтобы дать мне дорогу. Я поспешила пройти внутрь, прежде чем ветер унес бы мою шляпку, потом сделала быстрое движение руками, в попытке привести себя в порядок. Волнение утихло. Я взглянула на женщину и обнаружила, что вижу два бледно-голубых глаза и разинутый от удивления рот.

— Что-то не так? — спросила я, слегка встревожившись.

— Лейла Пембертон? — шепотом повторила женщина.

— А разве я не сказала? Это мое имя. — Я гадала, не является ли и эта женщина частью тех далеких воспоминаний, если она так странно озадачена. Знала ли я в своем раннем детстве эту круглую тевтонку? Может быть, мы пели вместе песни или танцевали вокруг дерева? — Пожалуйста, доложите о моем приезде тете Сильвии. Я надеюсь, она ожидает меня.

Рот захлопнулся, и глаза вошли в свои орбиты. Когда миновало первое потрясение, женщина смогла овладеть собой.

— Вы говорите, мисс Сильвия ожидает вас? — У нее был легкий прусский акцент. «Сильвия» в ее устах звучало как «Сильфия».

— Да, ожидает.

Неловкая пауза была нарушена шагами у входа и словами: «Кто там был, у двери?»

Вторая женщина, не такая массивная и не такая домашняя, вероятно, хозяйка этого дома, вдруг тоже застыла от удивления.

— Дженни! — прошептала она.

— Нет, это не Дженни. Я ее дочь, Лейла.

Взгляд второй женщины метнулся к домоправительнице.

— Лейла? — произнесла она шепотом. — Вы Лейла?

Я не могла определить, на чем она сделала акцент, говоря: «Вы Лейла?» или «Вы Лейла?», но, в любом случае, никогда прежде я не видела никого до такой степени удивленным. Тетя Сильвия наверняка писала от имени всей семьи, и они должны бы уже некоторое время ожидать меня.

— Да, я Лейла, дочь Дженни. Наверное, вы не думали, что я приеду вместо нее. Простите, это было очень легкомысленно с моей стороны…

— Вместо нее! — вторая женщина недоверчиво сощурилась. — Милое дитя, мы не ждали ни вас, ни вашу матушку. Какое потрясение! — И ее рука театрально взлетела к груди.

— Извините, но это именно я.

— Что вы, мы никогда не надеялись вновь увидеть вас. Лейла, Лейла. Милосердные небеса, вот так сюрприз!

Чуточку более любезно и отстранив домоправительницу, которая продолжала глазеть с разинутым ртом, женщина постепенно приняла подобающий вид и выступила вперед, простирая руки. Слабая улыбка растянула ее губы, а голос стал глубоким и теплым. Только глаза оставались жесткими.

— Пожалуйста, прости мою неучтивость!

— Вы — тетя Сильвия?

Ее взгляд снова скользнул к домоправительнице.

— Нет, дорогая, я не тетя Сильвия. Но вновь увидеть тебя, маленькая Лейла, спустя столько лет!

Значит, я ошиблась. Ее удивление было вызвано не тем, что она перепутала меня с моей матерью, а тем, что она вообще увидела меня. Я удивилась, почему двоюродная бабушка Сильвия не сообщила о своем письме остальным. Мы обменялись любезностями, как будто действуя по сценарию, потом я слегка отступила, чтобы еще раз взглянуть на эту мою родственницу, которая начала вызывать у меня неприязнь.

У нее было довольное невзрачное лицо со слегка выпученными глазами, одета она была со вкусом, в коричневое бархатное платье с модными оборками и пышным кринолином, а линия талии мысом сужалась в букву «V». Волосы по моде разделены на прямой пробор и стянуты на затылке в высокий узел с завитками над ушами. По морщинам на ее лице, провисшей линии подбородка и по обильной седине в волосах я заключила, что ей за пятьдесят, возможно, ближе к шестидесяти. Поскольку я не знала никого из членов семьи Пембертон, то не имела представления о том, к кому обращаюсь.

Словно прочитав мои мысли, она снова протянула руку.

— Я Анна Пембертон, твоя тетя и невестка твоей мамы. Ты, возможно, не помнишь меня… — Она осеклась, но потом быстро продолжила: — Или помнишь?

— Совсем не помню. А должна помнить?

Ее смешок был принужденным, но приятным. Другая женщина, бочкообразная в своем переднике, продолжала с недоверием смотреть на меня, и, возможно, ей требовался особый приказ, чтобы удалиться. Дело было не столько в ее недоверчивом отношении ко мне, сколько в нелепом поведении тетушки Анны, которая излучала слабые сигналы тревоги за моей головой. Эта чеширская улыбка тонких губ, тронутых косметикой, была лишь обманчивой личиной, прикрывающей истинную реакцию на мое появление. Несмотря на свои улыбки, рукопожатия и слова приветствия, тетя Анна явно была не рада видеть меня.

— Гертруда, подайте наконец чаю в гостиную. — Она нетерпеливо прищелкнула пальцами, и женщина подчинилась приказу.

— Свою сумку оставь здесь, слуга отнесет ее в твою комнату. А пока тебе надо отдохнуть. Как же это, такой холод!