Татьяна Устинова - Развод и девичья фамилия
Или учил плохо? Или ему попадались все не те учительницы?
После Кириной ненависти он не хотел никаких “тех”. Он хотел незамысловатых и понятных удовольствий и получал их сколько угодно, и чувствовал себя неотразимым мужчиной – до той самой поры, пока не приходилось все же разговаривать.
– Ну и что? – крикнула из ванной Инга.
– Что? – спросил он.
– Зачем она звонила, твоя англичанка?
– А… это по поводу сына.
– У тебя есть сын? – изумилась Инга.
Он усмехнулся, завязывая галстук. Так ведь и не научился завязывать его как положено, на шее. До сих пор все завязывал на коленке – так когда-то было принято у них в общежитии. Это очень неудобно, и длина каждый раз оказывалась неподходящей, и Кира говорила, что это “не по-людски”, но он не умел по-другому.
– У меня есть сын, – согласился Сергей, – тринадцати лет. А почему это тебя удивляет?
– Ну, ты та-акой… та-акой…
– Ка-акой?
– Ну, ты са-авсем молодой и та-акой свободный!..
Каким-каким, а свободным он перестал быть в те самые двадцать четыре года, когда влюбился в Киру, – с тех пор прошло пятнадцать лет.
– А чего им надо? – снова выплыла Инга. – Денег, что ли?
– Ингуль, – сказал он, морщась и рассматривая в зеркале свой галстук. Что-то было не так, а что именно, он все никак не мог понять. – Ну какая разница, что им надо? Не от тебя же надо!
– Да мне наплевать, – сообщила Инга издалека. Раздалось непродолжительное шипение, похожее на всплеск, и через некоторое время в нос шибанул запах серьезных, совсем не утренних духов. Инга любила именно такие духи, серьезные и крепкие. – Просто чудно. Она вроде никогда тебе не звонила.
Она звонила часто – на работу. С тех пор, как они развелись, общение строго дозировалось – всего несколько минут, лучше всего с работы, когда и ему не до нее, и ей не до него. Так проще и безопасней..
Он допивал кофе и думал уже совсем о другом – кто поедет в апреле на выставку в Париж и кто и что станет докладывать на конференции в Техасе, – когда телефон опять зазвонил.
– Пап, – позвал из трубки странный голос – нечто среднее между петушиным фальцетом и шаляпинским басом, – это я. Привет.
– Привет, – сказал Сергей, – ты чего?
– Я ничего! А ты чего?
– И я ничего, – весело признался Сергей, – ты по поводу Костромы?
– Мама не хочет, чтобы я ехал, – озабоченно прогремел бас и тут же сменился фальцетом. – Пап, ну что такое-то? Я же не грудной младенец! Все едут, а я чего?
– Все? – переспросил Сергей.
– Ну, не все, – признался его сын, подумав, – ну не все, но почти все! А я?
– Тим, я с мамой не договорил. Я думаю, что она мне еще позвонит, и я постараюсь ее уломать. Кстати, почему она не хочет, чтобы ты ехал?
Тимофей моментально заюлил и стал быстренько и аккуратно запутывать следы, как заяц перед носом у лисы. Прорвавшись через поминутно повторяющийся “ясный перец” и “полный отстой”, Сергей сообразил, что дело, очевидно, нечисто. Кира взбрыкнула не просто так.
– Так, – спросил он своим самым отцовским голосом, – в чем дело? Ты что? Начал курить?
Все оказалось еще хуже. На прошлой неделе за школой их застукал завуч. Они пили пиво. Сергей ничего про это не знал.
– Все ясно, – холодно произнес Сергей, – на мамином месте я бы тебя не то что в Кострому не пустил, я бы тебя на цепь посадил!
– Папа!..
– Тим, ты же должен соображать! Давай я привезу тебе ящик пива, ты его выпьешь, и потом мы вместе оценим последствия. Ты же не… павиан, а вся реклама рассчитана именно на павианов!
– При чем тут реклама!
– Вот ты мне теперь попробуй сказать, что пиво вы пили не из-за рекламы! Какое там у нас самое “продвинутое”?
– Папа!
– Тим, я никогда в жизни не поверю, что тебе до смерти захотелось пива! Этого просто не может быть. Я же все про это знаю!
– Зна-аешь! – передразнил Тим. – Конечно, знаешь! А сам ты когда начал пиво пить? В тридцать лет, что ли?!
В устах его сына тридцать лет прозвучало как двести. Сергей усмехнулся:
– Я точно не помню. Лет в восемнадцать, наверное. Мне некогда было, и времени было жалко на пиво!..
– Ну, ясный перец!
– Да не перец, – сказал Сергей с досадой, – теперь вот не будет тебе никакой Костромы с друзьями и подругами, а все из-за пива. Оно того стоит?
– Папа! И ты тоже!
– Я не тоже! Если тебе нечем занять мозги до такой степени, что приходится занимать их пивом, я моментально найду тебе дело. Все, Тим. Я не хочу это обсуждать. Я позвоню маме и заеду вечером, если… смогу. Мы все обсудим.
– Нет, – вдруг грустно ответил Тим, – не заедешь ты вечером.
– Почему? – удивился Сергей. Придерживая плечом трубку, он мыл под краном свою кружку. Помыл, сунул на полку и посмотрел на стол. Была еще Ингина кружка, но он не стал ее мыть.
– Потому, – отрезал сын, – ты что? Не понимаешь? У нас сегодня этот козлина ночует.
– Какой… козлина? – не понял Сергей.
И как только спросил, сразу понял.
– Мамин! – выпалил Тим. – Козлина вонючий! Припрется и сидит перед телевизором в одних носках! Как будто ему больше не в чем сидеть! А меня он зовет Тимоша! Урод! Ух, как я его ненавижу!..
– Тим. Замолчи.
– Почему я должен молчать?! – Фальцет поехал в обратную сторону и переехал в расстроенный бас, – я его ненавижу! После него в ванной на полу всегда лужа, как будто он на пол писает!
– Тим.
– А жрет как будто три года голодал! Я его спросил в прошлый раз, может, он житель Сомали, а он захихикал как придурочный! Он на всю голову больной, пап!
– Тим.
– А маму он зовет “Кирха”, шутит так, блин! И он привез к нам свой халат! – И разгневанный Тим издал горлом звук, который должен был свидетельствовать о том, что его сейчас вырвет. – Халат, ты представляешь?! По утрам он выходит в халате и говорит мне, что его, блин, никто не провожал в школу, а меня мамочка кормит да еще и возит! Я его убью, пап!
– Тим. Успокойся.
Сергей смотрел в окно, за которым стремительно наступало утро, и совсем не знал, что сказать.
– Зачем вы развелись?! – вдруг прогудел в трубке сын и всхлипнул, отчетливо и глубоко, как в детстве, и Сергей вдруг увидел зареванную мордаху, уткнувшуюся в его свитер, золотистый хохол на макушке, выпяченные от горя губы и розовые кулачки, стиснувшие толстую ткань. Столько раз это было – не сосчитать и не вспомнить. – Ну, кто вас просил разводиться?! Ну, вы бы тогда не женились, придурки проклятые! Ну, что теперь мне делать?! Ну па-апа!
Ему пришлось некоторое время помолчать и ответить, строго контролируя свой голос:
– Тим. Я… позвоню маме. Мы договоримся, и я заеду. Мы все решим.
– Вы уже все решили, черт бы вас всех побрал! – заорал сын. – Вы все решили, а я должен только слушаться! Жду не дождусь, когда вырасту и… и…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});