Битва самцов - Юлия Узун
Приятное пение птиц ласкало ухо, наполняя душу сладким чувством покоя. Я хотела открыть глаза, но слабость, такая неожиданная и жуткая, не позволила этого сделать. Заставив себя пошевелить рукой, я потянулась к голове, но ничего не нащупала. Всё мое тело одеревенело, а голова пульсировала тупой болью.
— Фаррен, — осипшим голосом позвала подругу. Никто не ответил.
Наконец, я смогла открыть глаза и осмотреться. Надо мной — руль и сиденье. Точно же… фургон перевернулся и сейчас стоял колёсами вверх. А где Фаррен? Почему такая тишина? Наверное, она отправилась за помощью. Минут пять я лежала, чего-то выжидая, а заодно размышляя над тем, что произошло. Но чем дальше уходило время, тем сильнее росла моя тревога. Чтобы подняться и выбраться из перевёрнутой машины, требовалось сделать усилие. Я не знала, сколько так пролежала в неподвижном состоянии. В ногах и руках я чувствовала лёгкое, но неприятное покалывание. Лобовое окно оказалось разбитым и я дважды порезалась об осколки стекла. Не обращая внимания на боль и слабость, я выбралась из машины и, встав ногами на сухую землю, замерла.
Ни души. Лишь ясное небо над головой, несколько кустарников, желтая трава и перевёрнутый фургон. Первая мысль: «Меня бросили здесь одну». Помимо меня и Фаррен в фургоне находились ещё шесть девочек и этот — поп-звезда. Где они? Медленно шагая и хромая на одну ногу, держалась за стены фургона и думала о том, как так получилось, что лучшая подруга бросила меня здесь, словно я никогда для нее ничего не значила. Да и куда она сама могла подеваться? Мысленный ответ вызывал во мне жгучую горечь бессилия. Папа всегда твердил мне, что в нашем мире богатых и успешных отношения между людьми строятся не на доверии друг к другу, а на выгоде и невыгоде, на расчёте и обмане. Так неужели Фаррен меня обманула?
Моё внимание привлекло солнце. Мы ехали на запад, и перед аварией наблюдали последние лучи. Сейчас я стояла в противоположном направлении, глядя на восток. Я зажмурила глаза, с ужасом осознав, что уже утро. То есть я пролежала без сознания всю ночь! Откуда-то из потаенных глубин брызнули слёзы обиды. Обессиленная я упала на колени, закрыла лицо ладонями и затряслась от рыданий. Впервые в жизни я чувствовала себя преданной, униженной и брошенной подругой, в которой души не чаяла.
Когда я успокоилась и убедила себя, что не время страдать, поднялась на ноги и решительно собралась выбираться отсюда. Своей сумки с телефоном я в кабине не обнаружила, поэтому принялась ее искать рядом с машиной, надеясь, что она вывалилась из окна при падении. Но меня ждало куда более сильное потрясение, стоило начать обходить фургон с другой стороны. Сначала в глаза бросились ботинки достаточно большого размера, а потом я узнала одежду и поняла, что это тот парень — как его там? Звезда, в общем.
Упав рядом с ним на колени, я похлопала его по щекам, затем позвала:
— Эй, очнись.
Парень не подавал никаких признаков жизни. Веки не дрожали, губы были почти белыми. Вспомнив, что обычно в таких случаях проверяют пульс, я приложила дрожащие пальцы к сонной артерии рядом с трахеей. При этом безостановочно молилась: «Только бы не труп, только бы не труп, только бы… живой!». Из груди вырвался истерический смех. Он живой! Наверное, как и я, потерял сознание. Но сколько бы я ни пыталась привести его в чувства, ничего не получалось. В фургоне не оказалось аптечки и теперь я стояла рядом с полуживым человеком, крутилась вокруг собственной оси, понимая, что мы здесь абсолютно беспомощны.
— Кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите! — кричала я, но голос эхом возвращался обратно.
1
В городе Чиангмай, окружённом горами на севере Тайланда, в семье Хонгсаван двадцать четыре года назад на свет появился мальчик. Пимпорн был так счастлив рождению сына, что собрал весь район и устроил празднование, которое длилось три дня. Его жена Агун не могла забеременеть на протяжении двенадцати лет. Агун было почти сорок, когда доктор положил на грудь изможденной женщине розового и кричащего малыша. Для их семьи это событие явилось не просто счастьем, а чудом, даром небесным.
Пимпорн растил сына стойким и крепким мужчиной к трудным поворотам жизни, внушая при этом, что он должен стать достойным гражданином своей страны. Пимпорн не имел богатств, но у него было достаточно денег на то, чтобы дать сыну образование. Отец не желал, чтобы его ребёнок шёл по его стопам и сводил концы с концами. «Ты должен найти своё место в жизни, сын, — говорил Пимпорн восьмилетнему Читтапону. — Живи не только сердцем, но и разумом». Мальчик впитывал каждое слово, сказанное отцом, и размышлял, какая жизнь его ждёт.
Однажды учитель музыки пришёл к Пимпорну и сказал, что у Читтапона хороший слух и голос, такое дарование не должно пропадать. Он посоветовал растерянному отцу отдать мальчика в музыкальную школу, пообещав, что в будущем из парня выйдет выдающийся пианист или даже оперный певец. Пимпорн долго сомневался, он не верил, что музыка может повлиять на жизнь Читтапона положительно. Он представлял себе успешного доктора или влиятельного политика в лице сына, но никак не музыканта. Мужчина колебался до того дня, пока сам не услышал на школьном выступлении, как поёт его сын. «Это мой парень! — кричал сквозь смех и гордость Пимпорн. — Он лучший из лучших!»
С тех пор Читтапон усердно занимался музыкой, развивал вокальные данные, выступал на концертах. А Пимпорн со своей женой поддерживали сына, стараясь сделать невозможное ради будущего счастья их ребёнка.
Но пришло время, когда в возрасте восемнадцати лет Читтапона пригласили работать в Китай. Расставание с любимым сыном далось родителям непросто. Читтапон относился к отцу и матери с почтением и уважением. Видя их слёзы, он был готов расстаться с мечтой и остаться в Чиангмай. Однако Пимпорн дал себе слово, что не станет препятствовать успеху сына. Он отправил его с Богом.
Так начался жизненный путь Читтапона Ли.
~~~
В детстве я была очень тихим и сговорчивым ребёнком. Мама любит рассказывать историю моего рождения, ведь в отличие от моих братьев Корбина и Дэниела, я появилась на свет не в роддоме, а практически на сцене.
Начнём
