Владимир Гурвич - И корабль тонет…

— Вот как! — удивился Шаповалов. — Оказывается, это я все выдумал.

— Вовсе нет, вы это не выдумали. Но он такой, потому что вы его таким видите. Потому что вы хотите его видеть таковым.

— А вы таким его не видите?

— Нет.

— Мне кажется, этот спор слишком беспредметен, — поспешно вмешался Суздальцев. — Ваша позиция, Андрей Васильевич, нам ясна. Но у нас задача написать такой сценарий, какой хочет заказчик, а не решать мировоззренческие вопросы. Для этого существуют другие места.

— Не возражаю, я лишь ответил на поставленный вопрос, — согласился Шаронов.

— Но почему же, этот фильм как раз и должен ставить мировоззренческие вопросы, — возразил Шаповалов. — Но он должен быть также отражением моего жизненного опыта. Когда человек достиг уже таких лет, как я, и прошел такой жизненный путь, какой был у меня, он имеет право на то, чтобы предъявить миру свое понимание того, как он устроен и как следует себя вести в нем. Есть главный критерий — результат. Чтобы мы все делали без него. Сидели бы в пещерах. Разве не так?

— Согласен с вами, Георгий Артемьевич, — воскликнул Ромов.

— Я хочу вам немножко рассказать о себе. Тогда вы поймете тот путь, что я проделал. Я родился в небольшом городе на Севере, где полгода длится зима, а прохладное лето — не всегда и три месяца. В городе было всего одно нормальное предприятие, которое работало на войну. На нем и трудился мой папаша. Грузчиком. Его жизнь состояла из двух циклов: днем работал, вечером пил. У моей матери кроме меня, было еще двое детей. А папаша денег давал редко, так как все пропивал. Вот ей и приходилось заниматься, чем придется. Город весь жил небогато, а наша семья — практически в нищете. Иногда нам детям нечего было есть. В лучшем случае несколько картофелин. Угнетало ли меня это состояние? Как ни странно, ни тогда, ни сейчас у меня нет ответа на этот вопрос. С одной стороны я был полон ненависти к тому, что меня окружало. А вот с другой — мое положение вызывало у меня жгучее желание изменить его. Но самое странное то, что во мне постоянно жило ощущение, что мне это вполне по силам. Во дворе и в школе, где я учился, было много всякой шпаны. К ней можно было смело отнести половину подростков. Дрались чуть ли не каждый день. Но вот что я стал замечать: все проходило как-то неорганизованно. Возникали и распадались группы, а главное, все было до ужаса бестолково. По большому счету никто не знал, чем себя занять, все делалось ради скуки. Не помню, как ко мне пришла мысль: кто сумеет подчинить себя эту вольницу, организует ее¸ тот и будет всем верховодить. Мне было лет четырнадцать, но уже в этом возрасте я кое-что соображал. Вы видите, что ростом я не вышел, силенок мне тоже господь не выделил из своих запасов. Чем я мог завоевать корешей? Я ломал голову довольно долго. И однажды ко мне пришла мысль: чтобы стать предводителем, я должен указать цель. Просто так драться, нет никакого смысла, это успешно делают и без меня. Но если я выдвину целую программу, и она получит одобрение — вот тогда я на коне. И я стал думать над программой. Наш город, как и многие другие, был разбит на части. И в каждой части господствовала своя шпана. И пришельцев из других районов сильно избивали. Но делалось это совершенно бесцельно, так, полагалось, никакой выгоды это никому не приносило. И я понял, что если найду причину, зачем так следует поступать, то дело мое в шляпе.

— И вы ее нашли? — вставил в монолог Шаповалова реплику Суздальцев.

Шаповалов посмотрел на него, потом обвел глазами всех остальных.

— Если бы я тогда ее не нашел, не сидел бы здесь перед вами в своем нынешнем качестве. В нашем районе был рынок, небольшой, но довольно популярный. Торговать там мог любой, кому не лень. Туда съезжались окрестные крестьяне, были и горожане, которые продавали овощи со своих дачных участков. И вот однажды мы с матерью пошли покупать продукты. Денег было совсем мало, я до сих пор помню, что мы купили: пару килограммов картошки, немного моркови и кость с редкими наростами мяса. Из нее мать собиралась делать суп. Я смотрел на выставленную на прилавки снедь — и весь кипел от ярости. Ничего этого мне было недоступно. И тут меня озарило: а что если обложить этих торговцев данью. Они тут гребут бабки, а нам не на что купить пожрать. Надо отбирать у них деньги и на них же покупать у них еду. Меня просто затрясло от этой идеи. И буквально на следующий день я собрал с пяток своих приятелей и поведал им о своем плане. Никто его не поддержал, но это меня не остановило, другого я и не ожидал. Я стал настаивать, сказал, что на этом можно заработать. Это потом крышевание станет привычным делом для братков, а тогда об этом еще никто и не помышлял. Это была поистине революционная идея. Мне все же удалось уговорить дружков попробовать ее воплотить. И вскоре мы вышли на дело. Несколько дней перед этим я изучал обстановку, выбирал первых жертв. И вот однажды мы выследили их, когда они шли с рынка и окружили. Потребовали дань. Торговцы возмутились, но я предвидел их реакцию. Мы отняли у них деньги, вырученные за целый день. И пригрозили: если пожалуются, будет хуже. Я знал, что ограбленные нам люди сообщат о случившимся в милицию. Поэтому не стал раздавать деньги своим пацанам, они предназначались для другого. На следующий день в нашу хибару пришел милиционер. Настроен он был решительно. Но я выложил перед ним всю вчерашнюю добычу и сказал, что буду давать каждый месяц столько же, если он нам не будет мешать. Я жутко трусил, проворачивая эту комбинацию. Но она сработала, черт возьми! Он взял взятку. Так я купил первого стража порядка. Тогда я и отдаленно не представлял, сколько раз еще мне придется это делать.

За какой-то жалкий месяц мы обложили данью всю местную торговлю. Мы бы непременно загремели, если бы у нас не оказалось учителей. Для меня это стало поразительным открытием, которое принесло мне много пользы. Этими учителями стали милиционеры, они поведали нам, как сделать так, чтобы не попасться. И вскоре мы уже контролировали рынок, деньги полились к нам рекой. Тогда они мне казались огромными суммами, хотя сейчас понимаю, как они были ничтожны. Но и эти средства позволили нашей семье зажить по-другому, по крайней мере, не жить впроголодь. Я не только кормил всех домочадцев, у меня еще оставалось на карманные расходы. Ко мне стала стекаться окрестная шпана. Я был уже признанный авторитет и отбирал в свою команду строго. То, что мне подчинялись, приносило такое удовольствие, с которым я даже не знаю, что сравнить. Самый лучший секс против этого — ерунда, — посмотрел Шаповалов на Аллу.

— Чем же все это завершилось? — спросил Ромов.

— Эта эпопея продолжалась примерно два года, до окончания школы. Я скопил небольшой капиталец. Но главное, я приобрел бесценный опыт, теперь я знал, как следует мне действовать.