Джулия Фэнтон - «Голубые Орхидеи»

Студия «Рон Роуз продакшн» была устлана бледно-голубыми, как лед, коврами. Маленькие квадратные коврики лежали на музыкальных установках, занавеси покрывали каждую из двойных дверей. Над головой, нагревая помещение, горело несколько прожекторов. Когда они вошли, здесь было прохладно от кондиционеров. Теперь же зажженные прожектора, жар тел подняли температуру ограниченного пространства, по крайней мере, на десять градусов.

Они записывали три песню — старую из репертуара Дайоны Уорик, грустную песню о любви Эбби Макей шестидесятых годов и «Хорошеньких девушек» — рок-песню, которую написала Орхидея.

— Действительно звучит хорошо? — поинтересовалась всегда неуверенная Орхидея.

— Зачем мне притворяться? — достаточно категорично ответил инженер и быстро добавил: — Мне кажется, у нас великолепно получилась первая половина, а над второй придется еще много работать.

Орхидея, нахмурившись, подняла глаза на Макклелланда. На ней были джинсы от Глории Вандербилт и футболка от Логгинса и Мессины, а огненно-рыжие волосы представляли собой волнующую массу кудрей. Инженер критиковал главным образом ее, и каждый раз, когда он что-либо советовал, она все больше надувалась.

— Ты продолжаешь путать слова, Орхидея, — сказал Макклелланд, — и голос кажется немного запыхавшимся, особенно на первых тактах. Нужно, чтобы звук исходил из груди. Глубоко из груди.

— Знаю! Знаю!

— А теперь запомните, мы запишем две разные дорожки для вокала, здесь необходима согласованность и гармония ваших голосов. Таким образом, когда мы будем делать монтаж, то сможем использовать часть одной и часть другой. Все должно сочетаться точно и аккуратно, вы никогда ничего и не заметите. Купаж будет потрясающим!

— Великолепно! — с сарказмом воскликнула Орхидея. Она была на грани срыва. — Все это будет походить на лоскутное одеяло!

— Начнем сначала, — дал команду инженер.

— Конечно, конечно, хорошо, — Орхидея склонилась над микрофоном, она выглядела маленькой и обиженной. — Мне это кажется забавным, вот и все — петь не перед кем.

— Но я объяснил вам, сколько баксов вы сэкономите, используя записанную музыку как фон, — донесся из наушников бесстрастный голос Макклелланда. — Пой мне. Вообрази, что я — это шесть сотен орущих фанатов.

— Да! — оживилась Орхидея.

Две недели спустя девушки проигрывали законченную кассету Пичис.

— Хорошо? — улыбаясь, спросила Валентина, когда кассета закончилась. — Это стоило нам двадцать восемь сотен долларов, включая катушку контрольной фонограммы. Мы выбросили деньги на ветер?

— Тебе должно понравиться, — присоединилась Орхидея.

Пичис смотрела на девочек с изумлением. Звук был намного лучше, чем у большинства песен, которые она слышала по радио.

— Что ж, я… — Она заколебалась, вспомнив предостережения Эдгара и те многочисленные истории о жизни рок-музыкантов, которые он рассказывал ей… секс, наркотики, исступленные поклонники, взятки, политические махинации, разгульные оргии. Если что-либо подобное случится и с ее девочками, если кто-то причинит им боль или обманет их…

— Ну скажи хоть что-нибудь! — воскликнула Орхидея и потянула Пичис за руку. Глаза ее сияли.

— Да, — неохотно призналась Пичис, — да, мне действительно понравилось. Вы замечательные. Замечательные!

В этот вечер Эдгар приехал домой поздно после встречи со своими банкирами. Пичис тщательно подготовилась к атаке. Любимый напиток Эдгара «Гленливит сауэр» стоял на подносе. Она встретила его в бледном бежевом пеньюаре, а девочки отправились в кино с друзьями.

Она хотела как можно скорее проиграть ему пленку, потому что если не успеет она, то это сделают девочки, а ей хотелось бы успокоить его, помочь ему принять случившееся как неизбежность.

Эдгар плюхнулся в свое любимое кресло и протянул руку за «сауэром».

— Что за день, — вздохнул он. — Мы продаем конвертируемые облигации акционерного общества, чтобы покрыть расходы на приобретение этого театра в Сан-Франциско, чертовски трудно иметь дело с комитетом по ценным бумагам и биржевой торговле в Вашингтоне.

Он долго подчевал ее подробностями своего бизнеса, пока наконец Пичис не подошла к стерео и не нажала кнопку.

— Эдгар, — сказал она, когда раздались первые звуки «Хорошеньких девушек», — я хочу, чтобы ты послушал что-то по-настоящему хорошее. Нет, не хорошее, а великолепное!

Она подготовила себя к длинному разговору. Так или иначе, она заставит его полюбить эту запись.

ГЛАВА 8

Это был обычный двухэтажный дом на Уэс-Гранд бульваре, 2648, неподалеку от деловой части Детройта, но вывеска на парадной двери хвастливо заявляла: Хитсвилл, США. Мотаун находился теперь под управлением Лос-Анджелеса, однако каждый в Детройте знал, что детройтская студия по-прежнему открыта, и Берри Горди и другие мотаунские звезды часто приезжали в город.

Элайджа проходил через маленькую приемную студии, чтобы быстро перехватить чашку кофе перед одиннадцатичасовой встречей с Берри Горди. Отдаленные звуки женских голосов пронизывали воздух дразнящей сексуальностью.

— Ты что-то проигрываешь? — спросил он Дорин, секретаря в приемной.

— Это не я! — воскликнула Дорин, махнув рукой на окно. — Это опять те две белые цыпочки включили свою пленку в машине. Они думают, что мы станем слушать. Вот паразитки.

— Да?

Элайджа лениво подошел к окну и выглянул. Красивая девушка в красном платье стояла, опираясь на капот красного «камаро».

— И давно она здесь болтается?

— О, несколько недель. Она и другая сумасшедшая, рыжая.

— Не такая уж сумасшедшая, я бы сказал.

Сердце Валентины сильно забилось, когда она увидела направляющегося в ней симпатичного чернокожего мужчину. На нем были бледно-желтые брюки, кремовая рубашка и темно-синий блейзер. Чертами лица и мягкими темными глазами он напоминал Гарри Белафонте, только был моложе и чувственнее.

— Итак, — сказал он, усмехаясь, — вы хотите, чтобы вас арестовали за нарушение тишины?

— Пожалуйста, — взолнованно взмолилась Валентина, убавляя громкость, — я никого не могу найти, чтобы дать послушать нашу пленку. Мы «Голубые Орхидеи». Мы хорошие певицы, я знаю, что хорошие. В студии это прозвучит намного лучше… Вам понравится. И займет не больше трех минут. Затем, если вы…

— Хорошо.

— Что?

— Я сказал — хорошо, девочка. Я проиграю ее, но даю вам только три минуты. У меня как раз сейчас встреча, а вы ее прервали.

Пока Валентина ждала в приемной, Элайджа проиграл пленку еще четыре раза, находя, что в голосе Валентины больше неги, чему у Дайаны Росс, по силе она превосходит Стрейзанд, а по сексуальной энергии может сравниться с Дженис Джоплин или Эбби Макей во время ее расцвета. Этой девчонке многое дано.