Нина Стожкова - Кража по высшему разряду
Никите Покровскому не пришлось переоценивать былые ценности. Девальвация многих жанров его не коснулась. А все потому, что с самого начала он понял: в искусстве стоит заниматься лишь тем, что уже выдержало проверку безжалостным временем. Никита знал точно: пережив два века, классическая живопись запросто переживет и третий. И с каждым годом, в отличие от всего самого модного и современного, от авангарда и постмодернизма, будет не устаревать, а, напротив, быстро расти в цене. Однако дальновидность не уберегла Никиту Покровского от других, не менее сложных проблем и напастей. Уж лучше сменить профессию, чем квартиру на тюремную камеру…
Инна еще раз взглянула на экран и достала мобильник.
«Мусик, тут дело пахнет криминалом, — послала она очередную эсэмэску подруге из интернет-кафе. — Если со мной что-нибудь случится, оставь моего кота Мурзика у себя».
«Выпей на ночь валерьянки (коту уже дала) и пораньше ложись спать». — Дельный, как всегда, совет от подруги успокоил и даже рассмешил Инну.
На улице Инна стряхнула с себя, как наваждение, неприятный озноб, не покидавший ее в течение последнего часа. Зазвонил мобильник, и, достав его из кармана, она увидела номер Изольды, который успела за эти дни выучить наизусть.
ТЕНИ У СПАСА НА КРОВИ АЛЕКСАНДРА II
— Ну, Изольдочка, ну, милая, не переживайте вы так! — взмолилась Инна, вновь услышав в телефонной трубке знакомый взволнованный голос. — Со мной все в порядке. Честно-честно! Имею я право одна погулять по Питеру или нет, в конце концов? Например, зайти в интернет-кафе? Кстати, давно не была в здешних театрах. Не хотите составить мне компанию? Ну да, билеты дорогие… Помните, у какой-то из ваших девочек, кажется у Галки, был когда-то блат в Малом оперном?
— Ромка-осветитель, что ли? — с трудом припомнила Изольда. И голос ее неожиданно потеплел, даже стал каким-то лукавым. — Хорошо, так и быть, позвоню, вдруг Казанова до сих пор там служит. Может, контрамарку к служебному входу вынесет. Должен уважить несостоявшуюся тещу. Давай-ка встретимся в шесть вечера у Спаса на Крови. Театр совсем недалеко от храма. Собор недавно отреставрировали, так что заодно и храм, и его окрестности осмотришь. Не попадем на спектакль, не страшно — опять в кафе посидим. Нам есть что вспомнить и что обсудить.
В половине шестого Инна бежала по Невскому и удивлялась, как изменился город. Неповторимого, изысканного в своем аскетизме, мрачноватого и чопорного Ленинграда, куда она всегда так любила приезжать, больше нет. Исчез, растворился вместе с меренгами, то бишь, по-нашенскому, по-московски, пирожными-безе в кафе «Норд». Зато на здешних болотах вырос новый, незнакомый и слегка бутафорский мегаполис: с «Макдоналдсом» на Невском и свежевыкрашенными фасадами облупленных прежде домов в центре. Дворец Меншикова стал ярко-салатовым, дворец Белосельских-Белозерских — розовым, Инженерный замок — оранжевым. Да и другие здания поменяли прежние тусклые и скучные цвета на ядовитый декор опереточных декораций. Получился город, слегка смахивающий на Хельсинки, однако по-прежнему провинциальный, хотя и весьма воображалистый. В Москве построили каток на Красной площади — здесь каток на Дворцовой. В Первопрестольной — Царицыно, здесь — Константиновский дворец. Разве что своего Церетели в Питере пока нет. И все равно Санкт-Петербург давно тщится выскочить поперед Москвы, как поперед батьки в пекло. И в последнее десятилетие ему это почти удается. Что ж, нынешние юнцы и юницы новый Петербург, конгломерат амбиций, карьеризма и бедности, тоже, наверное, любят и считают родным.
Размышляя так, Инна довольно быстро дошла до места. Худенькая фигурка Изольды маячила возле храма со страшноватым названием «Спас на Крови».
— Дамы, хотите устрою вам часовую пешеходную экскурсию? Всего десять долларов! — как черт из табакерки выскочил из-за угла мужичок в куцей курточке и красной бейсболке.
— Дорогой мой, я сама готова провести для вас экскурсию по родному городу. Только не часовую, а многодневную, — грустно сказала Изольда, и мужичок, отступив, растаял в сумерках, словно очередное петербургское привидение.
— Эй, поди сюда! — поманил вдалеке какой-то приезжий, и мужик тут же сменил курс. Инне показалось, что силуэт второго смахивает на ее недавнего знакомца по купе. Что ж, пусть этот простоватый тип хоть немного культуры наберется, не помешает. А то вечно путается у нее под ногами…
Изольда ничего не замечала вокруг и грустно улыбалась. Черты блистательной французской актрисы опять проступили в облике пожилой петербурженки. Теперь она выглядела почти счастливой. Безжалостное время вернуло ее в обжитое и родное прошлое. Во-первых, Ромка Караваев за границу так и не уехал, хоть и грозился, и по-прежнему служит искусству в Малом оперном. Он неожиданно обрадовался звонку Изольды. Когда-то Роман всерьез ухлестывал за Галкой, Изольдиной старшенькой, и ностальгия временами сжимала его в меру циничное, как у всех служителей Мельпомены, сердце. А во-вторых, нынче вечером давали «Пиковую даму». Самую петербургскую из всех опер, написанных за последние двести лет. И самую загадочную. На «Пиковую» Изольда бегала с подружками еще в далекой юности. Тогда, на галерке Мариинки, спектакль показался ей настоящим чудом, волшебной сказкой. И теперь, спустя целую жизнь, можно опять на три часа сбежать из скучной реальности. Словом, питерский ангел на шпиле собора Петропавловской крепости наконец-то повернулся в сторону двух усталых женщин просветленным лицом.
Внезапно, как по команде «мотор», с неба повалил подсвеченный фонарями, совершенно оперный снег. Он падал большими, пушистыми хлопьями на натуральные, а не бутафорские декорации и не таял на волосах и ресницах женщин. Лебяжья канавка, в которой утопилась бедная Лиза, была в двух шагах от этого мрачноватого места. Дамы одновременно подумали: как хорошо, что они все-таки в этот вечер выбрались в театр! Музыка Чайковского добавит светлых красок к воспоминаниям об их встрече и о зимнем Петербурге. Изольда будет потом целый год медленно и с удовольствием смаковать впечатления об оставленной родине под пленительную музыку Петра Ильича. Да и Инна в Москве вспомнит этот день со светлой грустью. Как страшноватую петербургскую новогоднюю историю сродни сказкам Теодора Амадея Гофмана.
— У нас в запасе минут сорок. Пройдемся? — предложила Изольда. И решительно потащила Инну из обледенелого переулка в сторону Невского. Здесь, в центре города, немолодая петербурженка знала историю каждого дома, каждого моста, любой чугунной решетки и говорила без умолку. Инна даже на какое-то время утратила нить ее рассказа. Дамы скользили по тротуарам, младшая вцепилась в худенькую руку старшей, чтобы крохотная, как питерский воробушек, Изольда опять не улетела, не упорхнула, поднятая снежным вихрем, от Инны, как тогда, на платформе Московского вокзала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});