Кристин Сэлингер - Отчаянная и нежная (Косвенные улики)

Когда Уинтерс сорвал банк, она отодвинулась от стола.

— Кто-нибудь хочет пива?

Хотели все. Камилла прошла в кухню и начала открывать пробки. Когда вошел Айвор, она наливала себе стаканчик вина.

— Я подумал, что вам нужна помощь.

— Спасибо, я справлюсь.

— Я не сомневаюсь! По-моему, нет такой вещи, с которой вы бы не справились. — Ну и колючая же дамочка, подумал он. — Мне просто хотелось вам помочь.

Луиза приготовила достаточно бутербродов, чтобы обеспечить потребности голодной компании на долгое время. От нечего делать Айвор стал раскладывать их по тарелкам. Пора, решил он. Но теперь, когда они были вдвоем, он не знал, как начать.

— Мне надо вам кое-что сказать относительно событий сегодняшнего дня…

— Да? — ледяным тоном отозвалась Камилла, вытаскивая из холодильника банку с несравненным соусом Луизы.

— Простите меня.

Она чуть не уронила соус.

— Что-что?

— Простите меня, вот что. Хорошо? — Он терпеть не мог извиняться — это значило признавать свои ошибки, а кто это любит? — Видите ли, просмотр пленки очень плохо на меня подействовал. Мне захотелось на ком-то или на чем-то выместить свое настроение. Вот я и не нашел никого другого, кроме вас.

Это признание застигло Камиллу врасплох. Она так и застыла с банкой соуса в руках, не зная, куда ее поставить. Наконец она неуверенно сказала:

— Ну что вы, все в порядке!

— Я боялся, что увижу Рут, — продолжал он, желая выговориться. — И боялся, что не увижу. — Запутавшись, он схватил одну из открытых бутылок с пивом и хорошенько отхлебнул. — Я не привык испытывать такой страх.

Ему нечего было добавить, но эти простые слова пробили брешь в ее защитном панцире. Тронутая и слегка потрясенная, Камилла поставила банку с соусом на буфет и открыла пакет с жареной картошкой.

— Я знаю. Меня это тоже достало. Я даже не думала, что так достанет. — Она начала поливать картошку соусом, так как надо было хоть что-то делать. — Жаль, события развиваются так медленно, Айвор.

— Хоть не стоят на месте, и то ладно. И вам за это спасибо. — Он махнул рукой. — Милли, мне сегодня хотелось не только набить кому-нибудь морду, кое-чего еще. Мне хотелось быть с вами. — В ее глазах промелькнуло выражение настороженности, и он постарался сдержать свой темперамент. — Не переспать с вами. Нет. А быть с вами. Это совсем другое дело.

— Да, совсем другое… — Она глубоко вздохнула. В его словах чувствовалась скрытая потребность в общении, в утешении, в сочувствии. Это она понимала.

— Знаете, мне тоже этого хотелось.

— Мне и сейчас хочется. — Ему стоило больших усилий сделать первое движение. Но он шагнул к ней и протянул руки.

Ей тоже стоило больших усилий ответить. Она шагнула навстречу, и они обнялись. И когда они прижались друг к другу, когда ее щека коснулась его груди, а его — ее волос, оба глубоко вздохнули. Напряжение схлынуло, как вода через размытую дамбу.

Он не понимал почему так, не знал, как это воспринимать, но чувствовал, что это хорошо. Просто хорошо. В отличие от того, первого раза, когда он обнял ее, сейчас не было ни желания, ни огня в крови. Но были теплота, нежность и уверенность. Он мог бы стоять так, обнимая ее, целую вечность.

Она не часто позволяла себе расслабляться с мужчиной, и тем более с привлекательным мужчиной. Но сейчас это вышло так легко, так естественно. Ровный стук его сердца успокаивал ее. Камилла крепче прижалась к нему, ей ужасно захотелось потереться о него щекой, закрыть глаза и замурлыкать. Почувствовав, что он ерошит ей волосы, она рассмеялась.

— Малыш был прав, — пробормотал он. — Это здорово!

— Так это обойдется в никель, Найт.

— Запишите на мой счет, — фыркнул он.

Она подняла голову и улыбнулась.

Почему ее взгляд так сильно действовал на него, ведь раньше не было ничего подобного? Он не знал. Он знал только, что она необыкновенно хороша, особенно сейчас, когда ее волосы переливаются в его руках, сверкая как пламя в ярком свете лампы. Ее золотисто-карие глаза искрятся теплом и юмором. Ненакрашенные губы изгибаются в лукавой улыбке. Она неотразима!

Он медленно склонил к ней голову, ожидая, что она уклонится или отпрянет. Она этого не сделала. И хотя юмор в ее глазах сменился настороженностью, теплота осталась. Он коснулся ее губ своими, как бы нежно пробуя их на вкус. Оба пристально смотрели друг другу в глаза, словно ожидая какого-то подвоха. Чувствуя, как она млеет в его объятиях, он прижал ее к себе покрепче. Она вздрогнула, глаза ее потемнели и затуманились. Но они по-прежнему были открыты и смотрели на него.

Она хотела видеть его. Ей это было нужно. Она боялась, что как только закроет глаза, тут же рухнет в бездну, разверзшуюся прямо у ее ног. И еще она должна была смотреть на него, чтобы понять, что это за мужчина и почему он так на нее действует.

Раньше ничего подобного не было. Она гордилась своей способностью к сопротивлению, своим самообладанием, высокомерно насмехаясь над мужчинами и женщинами, падавшими как зачарованные в объятия друг друга, испытывая при этом муки любви. Сама же она никогда не была уверена в том, что радости любви превосходят ее муки.

Поцелуй становился все жарче, в него уже были вовлечены не только губы, но и разум, и сердце, и все тело. И постепенно Камилле стало казаться, что она со своей стойкостью больше проигрывала, чем выигрывала.

— Милли… — прошептал он, еще крепче прижимая ее к себе. — Пойдем со мной…

Она понимала, чего он просит. Он хотел, чтобы она ушла с ним и легла к нему в постель по зову сердца. Чтобы отдалась ему так же, как он отдается ей. Чтобы сыграла, не пряча своих карт.

Он первый закрыл глаза. Мягкое, сонное тепло постепенно отогревало стылую боль, ту боль, которая была уже давно привычна. Камилла вздохнула и тоже закрыла глаза…

— Эй! Как насчет нашего пива… Ух ты! — Гейджер вздрогнул, а затем с трудом удержался, чтобы не расхохотаться, сунул руки в карманы и начал что-то насвистывать.

Его старый приятель и его бывший партнер отскочили друг от друга, словно воры, захваченные с поличным.

— Извините, ребята! — Он подошел к столу и взял несколько бутылок. Ему показалось, что за все годы, что он знал Камиллу, у нее ни разу не было такого смущенного и такого счастливого вида. — В этой кухне, должно быть, что-то есть, — добавил он, направляясь к двери. — Сколько раз я сам занимался здесь этим же делом!

Дверь за ним захлопнулась. Камилла глубоко вздохнула.

— О Господи! — все, что она сумела выговорить.

Айвор положил ей руку на плечо. Не для опоры, — уверил он себя, хотя ноги и подкашивались. А чтобы утешить и подбодрить.