Наталия Орбенина - Исповедь авантюристки

– Мадемуазель, пожалуйста, объясните!

Аполония хотела что-то сказать в ответ, но не успела и рта открыть. Ее взгляд встретился со взглядом классной дамы.

– Что бы ты тут, милочка, ни говорила, мы-то знаем, что скрывается за этой запиской. Порок, неприличное, недостойное поведение. Позор! Вон ее из Института, вон! Таким распущенным, растленным особам не место в приличном заведении.

– Позвольте, вы не можете голословно обвинять девушку! – резко запротестовал Хорошевский.

– А вам, сударь, следовало бы о себе побеспокоиться! Мыслимое ли дело! Разводить амуры в стенах такого почтенного учреждения!

– Да в своем ли вы уме! – не выдержал Хорошевский.

– Я-то в своем уме и на своем месте останусь. А вот вы, сударь, теперь намаетесь место искать. Отсюда вас точно попросят да мало куда возьмут с такими-то рекомендациями! – злорадно выпалила Теплова.

– Господа! – вмешалась начальница. – Умерьте свой пыл и давайте рассуждать по существу предмета.

Но дальше рассуждать не удалось. Аполония поняла, что из-за ее безобидного письма Хорошевский потеряет место и погубит свою репутацию, а ее выставят с позором вон из Института. Она побледнела, стала хватать ртом воздух, а затем упала без сознания посреди кабинета.

Глава 12

Сердюков, несмотря на то что уже была ночь, решил тотчас же обследовать пансион. Он наскоро съел ужин, предложенный хлебосольной хозяйкой. Но сегодня трапеза не доставила ни ей, ни ему никакого удовольствия. Кусок в горло не лез за столом в доме, где пропал хозяин и добрый товарищ. Покончив с ужином, он осмотрел просторную директорскую квартиру, а затем двинулся в классы и дортуары. Аполония сопровождала гостя. Они осмотрели все помещения, стараясь не привлекать внимания девочек и не будоражить их любопытство. Затем перешли на чердак, в коридоры, бельевую, столовую, кухню, дворницкую, сараи и прочее. Оставались подвалы. Следователь, вооружившись фонарем, решил их тоже обследовать.

– Что у вас там? – спросил он, уже спускаясь по лесенке вниз.

Аполония оставалась наверху.

– Ничего особенного. Мы там почти не бываем. Они не обустроены, руки не дошли, да и средств пока нет, чтобы привести их в порядок.

Ползая по темным и сырым подвалам, Сердюков удивлялся, насколько они оказались обширны. Тусклый свет фонаря выхватывал стены подземелья, какой-то старый хлам под ногами. Шаги его звучали гулко. Пахло сырой землей, как будто там рылись недавно.

После путешествия по подвалу Константин Митрофанович с особым удовольствием вернулся в ярко освещенные комнаты. Его встретили сестры, Аполония и Аделия.

– Что-нибудь нашли, увидели? – тревожно спросила Аполония.

– Ничего, что прояснило бы ситуацию, – уныло констатировал полицейский. – А что, у вас в подвале ведутся какие-то работы?

– Нет, впрочем, может быть, там что-то оставалось от прежних хозяев. Помнится, тут вроде замышлялись какие-то переделки, да не осуществились.

– А кто прежние хозяева?

– Я мало о них знаю, покупку осуществлял Андрей, а помогал ему Антон Иванович, ведь мои деньги тогда у него в банке лежали.

При упоминании имени мужа Аделия невольно тяжко вдохнула, но не проронила ни слова, боясь помешать беседе.

– Помню только, что сделка получилась не сразу. Неожиданно появились какие-то другие покупатели, которые тоже пожелали именно этот дом. Хотя можно было купить и другой, правда, немного дальше от реки. Но мы уже внесли часть денег, завезли некоторое имущество, дали объявление в газетах, красочно расписав именно эти места. Пришлось даже заплатить больше, чем изначально уговаривались.

– Вероятно, мне придется познакомиться с купчей и прочими документами о сделке и пансионе в целом.

– Разумеется, все документы в кабинете, в сейфе. Вы можете изучить.

На следующий день Сердюков полдня копался в документах. Ему помогал кот Жалей. Животное просто обожало разные шуршащие бумаги. Стоило где-нибудь появиться расстеленной или просто забытой газете, бумаге из-под покупки, как тотчас же появлялся Жалей и водружал свое холеное тело сверху, наслаждаясь ощущениями. А тут целый ворох бумаг, извлеченных полицейским из сейфа, был разложен по столу и на диване!

– Поди, поди прочь! Ты тут мне все испортишь! – недовольно проворчал следователь. Он не любил котов. Они пугали его своим коварством и непредсказуемостью. По его мнению, в них было скрыто некое женское начало.

Жалей не отреагировал на слова. Тогда пришлось с некоторой опаской его приподнять и столкнуть со стола. За непочтительное отношение Сердюков тотчас же поплатился: был укушен. Кот быстро спрятался под стул и уже из безопасного места наблюдал за этим неласковым господином, который, на его взгляд, ничего не смыслит ни в жизни, ни в кошках!

Борьба с котом не помешала следователю скрупулезно изучить содержание бумаг, но ничего предосудительного он так и не нашел. Тогда он снова вернулся к истории с пресловутым карликом. Аполонии пришлось рассказать ему о своих детских видениях. Потом он выслушал сбивчивый рассказ маленькой Лизы. Оставалось расспросить о загадочном карлике юных особ, покинувших пансион. Для этого Сердюков отправился обратно в Петербург.

Аделия Липсиц после долгих и неприятных размышлений все же забрала дочь и уехала вместе с полицейским. Когда сестры прощались, Аделия чувствовала себя очень виноватой. Она бросала сестру в беде, но и оставлять дочь в пансионе при таких странных обстоятельствах она не решилась. Аполония не упрекала сестру. У нее уже не хватало на это сил. Тревога за пропавшего мужа съедала ее изнутри.

Между тем учебный год подходил к концу. Начались экзамены. Аполонии пришлось снова прибегнуть ко лжи, объявив всем, что Андрей Викторович, находясь по неотложным делам в столице, заболел и теперь находится в постели под присмотром врача. Он прислал ей письмо и надеется, что его отсутствие не отразится на отлаженной жизни пансиона. Если он не поправится до начала экзаменов, то всем ученицам он желает благополучно их выдержать.

Сердюков взял извозчика и назвал адрес, который был написан на бумажке четким крупным почерком госпожи Хорошевской. Полицейский решил навестить тех девиц, которые видели, как они утверждали, карлика в стенах пансиона. Первой оказалась девица Волкова, с которой и начались все беды в пансионе. Ее мать, желчная дама средних лет, ни за что не желала ворошить старую историю. Она полагала, что на ее дочь брошена тень. История так и осталась невыясненной, и девушка до сих пор пребывает во взвинченном состоянии.

– Сударыня, именно искреннее желание разобраться во всем этом деле и помочь вашей дочери и побуждает меня просить вас разрешения побеседовать с ней.