Филлис Уитни - Мерцающий пруд

Он посмотрел на нее в некотором раздумье.

— Собаку, — ответил он. — Я еще не встречал мальчика, которому собака была бы так нужна. Он без ума от нашего Усача.

Лора положила руки на перила веранды и почувствовала, как под ее пальцами осыпается серая краска.

— Я попробую, — пообещала она. — Как-нибудь. Может быть получится.

Он задумчиво вертел в руках шляпу.

— Я не уверен, что у вас получится. Сомневаюсь, чтобы бабушка позволила бы ему держать собаку. Думаю, что тут нужен кто-нибудь посильнее вас, чтобы противостоять ей. Это может оказаться крупным сражением, а вы, как я помню, не одобряете войну.

Она отвернулась, не отвечая, но он снова тихо заговорил, в его словах чувствовалась легкая насмешка. Сейчас его не было видно из-за ветки дерева, но она остановилась, чтобы послушать, и он знал, что она не ушла.

— Моя сестра Серина чудовищно любопытна, миссис Тайлер. Она попросила меня извлечь от вас некоторую информацию, если представится возможность. Конечно, она также попросила меня сделать это очень деликатно. Но как вы могли понять, деликатность — искусство, которым я не очень владею. Она хочет знать, познакомились ли вы с миссис Ченнинг.

Он, несомненно, был крайне неучтив, но его прямота приносила даже какое то облегчение после подводных течений и уклончивости, свойственных дому Тайлеров. Кроме того, в ней самой росло любопытство относительно миссис Ченнинг.

— Нет, — ответила она. — Я не встречалась с миссис Ченнинг. Но так как я уже несколько раз слышала ее имя, я очень бы хотела знать, кто она. — Лора вернулась к перилам, откуда могла видеть Адама.

Он махнул в направлении вершины холма.

— Значит, они вам не сказали? Она вдова богатого южного плантатора Николаса Ченнинга. Если вы хотите знать больше, вам лучше спросить Уэйда или его мать. А вот и ваш муж едет.

Она увидела экипаж в переулке перед домом. Он повернул на подъездную дорожку, и Питер помог Уэйду выйти. Адам протянул ему руку для приветствия, и Уэйд со сдержанным видом пожал ее. В любой момент, подумала Лора, Уэйд посмотрит вверх и увидит ее. Подъезжая к дому, он наверняка заметил ее на веранде. Но он так и не заговорил с ней даже после того, как Адам ушел, отвесив ей поклон.

Она видела, как Уэйд медленно поднялся по ступенькам и скрылся в доме. Он был очень бледен и выглядел усталым. Она бросилась в свою комнату, потом в коридор, где могла подождать, пока он поднимется наверх. Он даже не взглянул в ее сторону, прошел прямо к запертой комнате Вирджинии и закрыл за собой дверь.

В смятении Лора вернулась к теплу своего очага и устроилась на коврике перед огнем поразмышлять. Проблемы этого дома с каждым мгновением росли. Если бы только можно было увезти Джемми и Уэйда из этого места, прочь от господства Аманды Тайлер! Какие могут быть у Уэйда шансы когда-либо забыть свою утраченную любовь под этой крышей? Здесь все напоминает ему Вирджинию — а такое положение может стать причиной болезни. Хуже всего была эта закрытая комната — постоянное напоминание о случившемся. Не сохранялась ли она в том виде, как была при Вирджинии, размышляла Лора.

Она неподвижно сидела перед огнем, прислушиваясь. Но единственными звуками, которые долетали до нее, было пофыркивание и постукивание копыт лошадей в конюшне и слабый серебристый звон колокольчика миссис Тайлер, непрерывно призывавший Элли.

Лора поняла, что Уэйд не должен оставаться там один.

Она находилась в этом доме для того, чтобы у него было к кому обратиться в момент необходимости. Она поднялась и тихо вышла в коридор.

VI

У двери в комнату, которая принадлежала когда-то Вирджинии, Лора прислушалась, затаив дыхание. Она по-прежнему ничего не слышала, и, подождав еще немного, легко постучала по деревянной панели. В ответ не раздалось ни звука. Лора взялась за ручку двери и повернула ее. По крайней мере, он не заперся изнутри.

Она тихо отворила дверь и заглянула в полутемную комнату. Сквозь закрытые ставни просачивался слабый свет, портьер здесь не было. В комнате стоял сладкий, удушливый аромат давно засохших розовых лепестков.

Она увидела кровать, поперек которой вниз лицом лежал Уэйд. Она вошла, и комната возникла перед ней из полумрака. Это была приятная комната, убранство отличалось женственностью и ничем не напоминало суровости Аманды Тайлер. У Вирджинии тоже был свой уголок-прибежище. Но юбки Лоры при движении потревожили давно не убиравшуюся пыль, и от смешения аромата розовых лепестков с лежалой пылью стало так душно, что ей захотелось поскорее уйти.

Она положила руку на плечо Уэйда.

— Пойдем, дорогой. Пойдем со мной. Ты не должен здесь оставаться.

Он повернулся и посмотрел на нее затуманенным от горя взором как будто и не узнавал ее.

— Пожалуйста, пойдем, — повторила она твердым тоном, как если бы говорила с ребенком. — Я хочу поговорить с тобой, Уэйд. Я просто должна поговорить с тобой. Но пойдем ко мне, не надо здесь оставаться!

Он сел, и она быстро подала ему костыль. Медленно и неуклюже передвигаясь, он пошел за ней по коридору к ее комнате. Она удобно устроила его на своей широкой постели, взбив подушки и сняв с него ботинки. Укрыв его одеялом, она пошевелила огонь в камине и добавила еще поленьев. Потом села рядом с ним, и взяла его левую руку со шрамом, как она часто делала в те долгие дни, когда он балансировал между жизнью и смертью.

Он лежал на спине с закрытыми глазами, и она увидела тени под ними и глубокие складки вокруг рта. Если бы только ей удалось заставить его заговорить о том, что он всегда от нее скрывал, держал в себе! Ему могло бы стать легче, если бы он выразил свое горе словами.

— Расскажи мне, какая она была, — нежно произнесла Лора.

Он не открыл глаз, но пальцы его сжали ее руку, а потом отпустили. Слова шли медленно, поначалу спотыкаясь, но потом все быстрее, по мере того как воспоминания захватывали его. Он говорил не о Вирджинии, а о своем детстве в этом доме.

— Я помню, как здесь все было по-другому, когда я был маленьким и отец был жив. Дом был всегда полон его друзей. Всегда звучали громкие голоса и смех, иногда до глубокой ночи. Маме никогда не были интересны его друзья, так же как и она им. Она с ними не общалась. По воскресеньям она заставляла меня соблюдать священный день вместе с ней в той же манере, что дедушка Джейсон — с молитвами в тишине с закрытыми ставнями. Но нам приходилось делать это одним в гостиной внизу, так как отец не желал иметь ничего общего с мраком и торжественными голосами. Он был очень энергичным и общительным человеком, и я всем сердцем желал походить на него. Но он был всегда такой уверенный в себе, а этого качества во мне не было.