Наталия Орбенина - Три княгини

— Наденька, дорогая, вам что, нездоровится? — вдруг донеслось до ее слуха.

— Детка, ты и впрямь бледна! — забеспокоилась мать. — Перегрелась на солнце, наверное!

Надя чувствовала, что ей становится дурно. Причем чем более она думала о женихе, неизбежности своего брака и недоступности для нее счастья с Верховским, тем ей становилось физически все хуже и хуже.

Ближе к ночи от Верховского прибыл человек. Он прошел на кухню и просил свидеться только с барышней. С бешено колотящимся сердцем Надя, прибежавшая тихонько, приняла от посыльного письмо. Несмотря на нарастающую дурноту, поднялась к себе и прочитала следующие строки:

«Милая Надежда Васильевна! То, что я пишу к Вам, это преступление! Я не должен тревожить Ваш разум, сбивать Вас с избранного пути. Но промолчать я тоже не могу! Вы, милая Надя, моя надежда на спасение в этой жизни, вера в то, что и для меня найдется маленький кусочек счастья и радости в жизни. Ведь недаром у Вас такое удивительное имя, Надежда! Но только если Вы будете со мной рядом. Увы, мы не властны над судьбой. Она послала нам чувства тогда, когда мы оба связаны обязательствами. Мне хочется кричать от горя, но я намерен бороться, я не сдамся злым обстоятельствам! Я сверну горы! Во мне кипит вулкан. Ведь я люблю Вас, моя ненаглядная девочка, мой нежный бутон. Не пугайтесь, мое признание не обуза для Вас. Если письмо не найдет отклика в вашем сердце, я ничем не напомню Вам об этих строках. Тогда отбросьте их в печь, пусть пламя пожрет их бесследно. Но что-то подсказывает мне, что сегодня, на прогулке, мы оба желали одного…Прошу простить, ежели мое письмо Вас оскорбило или потревожило. Покрываю поцелуями и слезами Ваши ручки, которые сейчас держат этот листок.

Ваш раб, Ваш слуга. В. Е.».

Строки плыли перед глазами. Как нелепо все получилось! Зачем, зачем она поторопилась с согласием идти замуж! Будь она свободна, она могла безоглядно отдаться любви к князю. То, что он женат, ее почему-то не очень волновало в тот момент.

Она слышала, что ее зовут вниз, в гостиную. Надо понадежней запрятать письмо, пожалуй, лучше всего в комод, в дальний уголок, в белье. Руки трясутся… Все плывет …Кто-то поднимается по лестнице, надо успеть…

Вошедшая Ковалевская с ужасом увидела Надю, лежащую на полу без сознания. Она бросилась с криком к дочери и стала хлопать ее по щекам, пытаясь привести в чувство. Прибежали Василий Никанорович с Владимиром. Поднялась суета. Надю перенесли на кровать. Двигаясь по комнате дочери, Катерина Андреевна прихлопнула открытую дверку комода. Она решила, что бедная девочка, падая, пыталась удержаться за нее.

Владимир как угорелый умчался за доктором, которого привез часа через полтора. Заспанный и усталый доктор осмотрел девушку, покачал головой и сказал, что надобно дождаться утра. Пока картина не ясна. Ему постелили на диване в столовой. Наутро чуть свет все уж были на ногах. Впрочем, Катерина Андреевна и не ложилась, просидев около Нади всю ночь. Больная металась в кровати, поднялась температура, к полудню начался бред. Доктор констатировал горячку и остался в доме больной. Владимир тоже не поехал к себе и вызвался помогать родителям ухаживать за Надей.

Через день приехали Верховские. Пока княжна ахала и охала, Евгений поднялся в комнату Нади и приблизился к кровати. Девушка спала или находилась в забытьи. Дыхание было прерывистое, лоб покрыт бисеринками пота, безжизненные ручки лежали по краям постели. Он нежно погладил их и дал обет Богу, что если она умрет, то и ему жить незачем. Как душе жить в темноте, если погас впереди свет надежды!

Когда Евгений стоял у кровати больной, в комнате бесшумно появился невысокий измученного вида молодой человек. Верховский поспешно отошел, и они познакомились, подав друг другу руки.

Глядя в запавшие глаза, на тревожное лицо с темными кругами, Евгений вдруг усомнился, что Роев отступит без борьбы. От этой мысли стало совсем тошно. Как не хочется опять становиться подлецом!

Глава 12

Надя поправлялась с трудом, болезнь не хотела оставлять свою добычу. Однако молодой организм потихоньку набирал силу. Больная встала с постели и уже выходила погулять в сад. Роев постоянно приезжал из Петербурга, ужасно скучая и тревожась за невесту. Ее внезапный недуг испугал Владимира чрезвычайно. В первый день болезни Нади он находился в таком отчаянии, что доктору пришлось давать ему успокоительных капель.

— Помилуйте, голубчик! Возьмите себя в руки! Конечно, ситуация непростая, но девушка крепкая, должна выкарабкаться. А вам еще роды ее переживать придется, что тогда делать будете, а? Я вот боюсь, нет ли тут первых подступов чахотки! Вот где превеликая опасность!

Мысль об угрозе чахотки доктор произнес вслух несколько раз. И впрямь, вид у Нади был совсем удручающий. За две недели болезни она вмиг растеряла румянец щек, блеск глаз и резвость движений.

Как-то раз Владимир, желая ее ободрить, извлек из бархатного убежища свой подарок и одел на шею девушке. Более неудачного шага трудно было вообразить. На бледной, почти серой коже Нади ожерелье мерцало мертвенным светом, охватив тонкую шейку, точно ошейник. Роев глянул в зеркало и понял, что сделал глупость. Украшения вернулись на свое место, а утомленная Надя в постель. Вечером того же дня на семейном совете обсуждали идею доктора отвезти девушку подлечиться на воды. Свадьба отодвигалась на неопределенный срок. Какое уж тут венчание, если невеста едва на ногах держится! От этой мысли бедная Надя даже повеселела. Решено было ехать, но куда? И тут добрую услугу соседям оказал Верховский. Выяснилось, что он знает замечательную лечебницу в Швейцарии с прекрасными рекомендациями. Это, конечно, не Баден-Баден, там светская жизнь попроще, но медицина на высоком уровне.

Решено было, что Надя поедет с матерью на месяц, два, три — а вернется, как поправится окончательно. Роев заметно приуныл, но старался не подавать виду.

— Ничего, ничего, дружок! Никуда твоя Надюха не денется! — похлопал его по спине будущий тесть. — Вся тебе достанется!

Как иногда горько ошибаются люди, изрекающие очевидные истины!

Написали в лечебницу письмо, получили необходимый ответ и стали собираться в дорогу. Выправили паспорта и приступили к сбору гардероба. Несмотря на предполагаемую скромность светских развлечений, тем не менее, упаковывались шикарные платья, шляпки, всякие прелестные дамские безделушки, без которых не может путешествовать ни одна приличная женщина, и, конечно же, украшения, в том числе и подарок Роева. Казалось, сборам не будет конца. Но вот чемоданы, шляпные коробки, дорожные саквояжи уложены. Ковалевские отъезжали за границу из своей столичной квартиры на Троицкой улице. Ломовик повез вещи, которые на Варшавском вокзале погрузили в багажный вагон изящного «Норд-экспресса», который уходил из Петербурга дважды в неделю. Дамам предстояло путешествовать вагоном первого класса, выкрашенным в голубой цвет. В окно вагона виднелись голубые мягкие диваны, ожидающие путников. Весело поблескивали начищенные медные таблички, зеркала, мерцали лампочки-тюльпаны. На перроне прощались нестерпимо долго. Катерина Андреевна уезжала с щемящим сердцем. Она первый раз покидала супруга. Надя не чаяла, когда тронется экспресс. Она уже сто раз поцеловалась с Роевым, который чуть не плакал, помахала ему рукой, а поезд все не отправлялся. Наконец колокол ударил третий раз, вагон дернулся и поплыл, оставляя за собой Василия Никаноровича и Владимира Ивановича. Почему судьба не шепнет, что кого-то ты видишь в этот миг в последний раз? Может, тогда и не торопил бы момент прощания?