Проклятая благодать - Тилли Коул
Ее голубые глаза закрылись. Ее трясло, а потом она разбила мое гребаное мертвое сердце, когда кивнула и сказала: «Просто... просто, пожалуйста, увезите ее в безопасное место. В следующий раз, старейшины не оплошают и убьют ее».
Я уставился на нее, ее глаза снова открылись. Эта сучка плакала, мать ее, стоя перед нами, людьми дьявола, просила защитить Лилу.
И что-то внутри меня изменилось. Я захотел забрать ее с собой и уехать из этой чертовой дыры. Я никогда не задумывался о причинах, но с тех пор я жалел, что оставил ее там.
Я прокрутил в голове ее образ, сравнивая его с той сучкой, которую видел в руках Мейстера. Я закрыл глаза и позволил своей памяти сделать то, чему ее учили. Ее волосы были того же оттенка рыжего, длина была похожа. Я вспомнил ее руки, их размер и длину. Сучка в руках Мейстера была такой же, но она была худее, намного худее.
Моя щека дернулась, когда меня охватил прилив гнева. Я тряхнул головой, чтобы избавиться от тесноты в моей груди. Хороший снайпер никогда не позволяет эмоциям дурманить свою голову. Он всегда объективен, бесстрастен, оценивает ситуацию.
Я представил себе ее голубые глаза. Эти чертовы океаны, которые смотрели в мои. Но глаза рыжеволосой сучки на руках у Мейстера были закрыты.
Под наркотой? Без сознания? Я не знал.
— Следующий, — приказал охранник, отрывая меня от размышлений.
Я сохранил детали на потом, когда останусь один, когда смогу разобраться со всей информацией в своей голове.
— Предпочтения? — спросил он.
Я пожал плечами, снова играя свою роль.
— Просто хочу поиметь киску, — ответил я.
— Кабина двадцать три, — сказал он.
Я направился по узкому скрипучему коридору. Ворчание и стоны мужчин, трахающих своих шлюх, заполнили мои уши. Кровати были отделены друг от друга выцветшими занавесками с номерами, написанными от руки на клочках бумаги, прикрепленных к затхлой материи. Когда я добрался до номера двадцать три, я отдернул занавеску и шагнул внутрь.
Я резко втянул воздух, глядя на сучку, лежащую в центре того, что выглядело как небольшая больничная койка. Она была голая, ее кости торчали под чертовски белой кожей. Ее темные волосы были слипшимися от пота и грязи. Ее глаза закатились, она то приходила в себя, то теряла сознание, ее голова не двигалась на тонкой, испачканной слюной подушке под ней. В вене ее худой, вывернутой руки стояла капельница, а на подставке у нее висел пакет.
«Героин», — предположил я.
Я знал, что наркоторговцы регулярно продают это дерьмо. Это делало их пленников послушными.
Я закрыл глаза, чтобы держать себя в руках, чтобы рука не потянулась за пистолетом и не набросилась на этих ублюдков, пополнив свой послужной список из 132 подтвержденных убийств — снайпер во мне не мог не отслеживать каждое остановленное сердце. Психопату внутри, бл*дь, нравилось делать это.
Звук какого-то ублюдка, доносившийся из соседней комнаты, заставил меня открыть глаза. Пружины кровати застонали под быстрыми движениями его бедер, а дыхание вырывалось короткими рывками. Я представил, как какой-то бледный, толстый ублюдок из Клана сползает, обессиленный, с четырнадцатилетнего ребенка. Его мерзкое дыхание обдувает ее потерявшее сознание лицо, его пот капает на ее покрытую синяками кожу.
«Успокойся», — приказал я себе.
Не в силах смотреть на молодую сучку, лежащую на кровати, я присел на край матраса и склонил голову на руки. Держи себя в руках, Ксавьер Дейерс. Я направил мысли в голове туда, где они должны были быть...
Палящее солнце било мне в спину, пока я, не двигаясь, ждал появления одного из этих ублюдков.
— Два часа, — сказал Боунс рядом со мной.
Я переместился, переставляя винтовку на новую позицию. Через маленькое окошко я увидел мелькнувшее движение и приготовился к выстрелу.
— Подожди... подожди… — сказал Боунс. — Сейчас, — я пустил пулю прямо в окно и в голову этого ублюдка.
— Прямое попадание, — констатировал Боунс под вздох, но я мог слышать его гребаную радость. — Прямое попадание...
Я представил себе пыльную, засушливую землю, не слишком похожую на эту гребаную дыру, в своей голове, представил себя, делающего выстрел, и позволил спокойствию и тренировкам со времен моей снайперской службы заполнить каждую мою клеточку.
Я представил себе карту города-призрака, прорисовывая каждую деталь его планировки. Я увидел себя стоящим на углу главной улицы и смотрящим на город со стороны этого амбара. По крышам ходили три охранника. Дорога была длиной в милю, шириной около ста ярдов. Бар был самым оживленным местом. Два выхода — главный вход и боковая дверь слева. Три замка — один засов, два навесных замка.
Я представил, как смотрю на здание стоматолога. Один вход и один выход. Все здание площадью не более ста двадцати четырех квадратных футов. Одно окно в фасадной стене, которое было частично закрыто решеткой и грязью. Жестяная крыша и обветшалые деревянные стены.
Затем я прикинул, откуда лучше всего стрелять в этом городе. Большая дальность действия на юго-востоке. Четкий выстрел почти под любым возможным углом.
Я моргнул, выныривая из глубин своего сознания. Моя рука пробежала по рукоятке пистолета. Нога постукивала по полу. Сзади меня раздался стон, и я взглянул на одурманенную сучку на кровати. Хотел я того или нет, вспышки из прошлого обрушились на мою голову как проклятый таран.
Я попытался вытеснить из ушей звуки бульканья и удушья. Но чертовы воспоминания нахлынули так же быстро, как пули из «Узи». Когда я открыл глаза, моя всегда уверенно стреляющая рука дрожала. Я сжал пальцы в кулак и заставил себя посмотреть на шлюху из Клана, лежащую на кровати.
Следы от уколов тянулись красными полосами по ее тонкой коже. Ее губы были сухими и потрескавшимися, а на щеках пепельную кожу покрывали язвы. Синяки создавали палитру из черных, синих и желтых цветов на внутренней стороне ее бедер, и я даже не смог заставить себя посмотреть на то, что находилось к северу от
