Анастасия Вербицкая - Дух Времени

Соня встала. Эти слова пронзили ей сердце. "Катенька!.." – Она сделала движение, чтоб обнять ее. Сестра оттолкнула ее руку.

– Оставь!.. Зачем я тебе?.. Он подчинил тебя себе… Теперь я это вижу… Мы все были для него забавой… Я, Лиза… ты… мать… Кого из нас он щадил? Призадумался ли хоть раз, чтоб нанести нам удар?.. Когда ему надо было пройти, он нас сметал с своей дороги… Подожди, Софья, припомнишь ты мои слова, когда он и тебя сметет, как сор со стола…

– Катя!.. Зачем ты так говоришь? Ведь ты его любишь!

– Нельзя любить человека, который растоптал твою душу!.. Который унизил тебя…

– В любви нет гордости, Катя!

– Есть!.. Всякий любит по-своему… Один, как раб… другой, как господин, третий, как товарищ… Один все берет, ничем не платясь… Другой по капле отдает всю свою кровь с улыбкой… И все это любовь!.. И… я люблю, как умею… Коли я не нужна ему…

– Неправда, Катя!.. Если б ты видела его лицо нынче, когда он спрашивал о тебе!.. Одну тебя он любил всегда…

– Не верю! Не верю!.. Не верю! – исступленно закричала она. – Если б любил, он вернулся бы… Он не послал бы тебя ко мне с этими… жалкими словами… Не говори мне о нем никогда!.. Слышишь?.. Встречайся с ним, бегай по поручениям… Рискуй свободой и жизнью по его капризу… Но я запрещаю тебе произносить его имя при мне!.. А я-то, дура, ждала!.. Довольно безумия! У меня нет мужа!.. Когда он спросит обо мне, передай ему: как он меня вычеркнул из своей жизни, так я вычеркиваю его из моей души!

…………………………

Но… все это были одни слова… которые даже не облегчали. И не скоро должен был наступить день, когда имя Тобольцева стало чужим для его жены.

Так прошло пять дней сравнительного затишья, пять бесконечных дней, казавшихся вечностью исстрадавшейся Катерине Федоровне, как вдруг раз она проснулась от пушечной пальбы… Стреляли где-то близко, так близко, что окна звенели… Она вскочила и кинулась на кухню. Там прислуга уже пила чай. "Который час?" – "Седьмой…" – "Где стреляют?" – "На Смоленском, надо быть…"

Пальба длилась весь день. К ночи небо горело заревом. Катерина Федоровна стояла на дворе, в толпе жильцов, и молча глядела, как мигало небо, как пожар, зловещий и дымный, заливал горизонт… "Пресня горит, – сказал кто-то в толпе. – Слыхать, они там засели… Вот из оттелева, стало быть…" – "Та-ак…" – "Да кто они?" – крикнула баба. "Знамо кто… Дружинники…" – "Вот что!.." – "Не спастись им, ребята, ни ввек!" – крикнул дворник. – "Где ж спастись? Что против пушки поделаешь?.." – "Д-да! Теперь им крышка!.." И опять все смолкли и мрачно, тоскливо глядели на мигавшее и полыхавшее небо.

Бог весть почему, сердце у Катерины Федоровны упало от этих слов… Сама она не могла понять, почему клубок подступил к ее горлу, почему она вбежала в дом и, рыдая, упала на постель. "Пресня горит…" Точно в ее собственном мозгу выжгли эти роковые слова…

XVII

Была глухая предрассветная пора, когда Тобольцев решил наконец выйти из своей засады… Он прятался на дворе дровяного склада, за высокой стеной дров, дышавших на него морозом. Он сидел, скорчившись, полузастывший, с медленно бившимся пульсом и горячим песком в глазах. Его куртка была разорвана, на колене из брюк вырван целый клок… И в этом месте он ощущал как бы глыбу железа. Шапки не было. Плечо ныло и тихо саднило. Кровь запеклась на нем, рубашка прилипла к телу.

Давно ли он тут?.. Он не мог сказать с точностью. Ему казалось, что целая жизнь прошла с того момента, как он очутился здесь, спасаясь от погони. Кровь била тогда в виски, а тело и душа горели еще от неравной, отчаянной борьбы…

Но постепенно затихал бурный темп сердца, замирали далекие выстрелы и крики… Смерть коснулась его своим крылом, заледенив мозг и кровь… Она его пощадила на этот раз… Но взяла Степана…

Ни ужаса, ни жгучего горя не ощущала душа… Смерть прошла слишком близко…

Вдруг поднялись стены… Зашевелились кругом знакомые лицо… Степушка, Ситников, Дмитриев и они, товарищи-партизаны, коротавшие с ними ночи на баррикадах и заперевшиеся на общей квартире, когда все было потеряно… "Мы окружены!.." Кто кричит?.. Ах да, Дмитриев. Стекла зазвенели. Пуля ударилась в потолок и, отскочив, запела рядом… "Живыми не сдаваться!" – кричит Потапов… Трах-тах-тах-тах… Где это стреляют?

Он вздрогнул всем телом и открыл глаза. Плечо горело… "Ранен?.. Пустое… Царапина… Я жив!.. А Степушка умер… и Ситников убит… Который это час?.." Он вдруг вспомнил, как бешено залаяла собака в чужом саду, когда он перелезал через забор… как он подумал: "Сейчас конец… Сейчас застрелюсь… Решено не сдаваться…"

Вдруг холод ночи дохнул в разгоряченное лицо. "За мной!" – зовет Потапов… "Черный ход свободен…" Они бегут во двор… Через ворота стреляют… "А-а-ах!" Бедняга Ситников! Как он страшно закричал!.. Вот они в чужом доме… Окна выбиты… Двери заперты… Все пусто… "Как во сне…" Дмитриев бежит назад… "Проклятье!.. Мы окружены… Засада…" Что теперь? Один исход – выскочить в окно… Переулок еще пуст… Прыжок со второго этажа… Он падает в снег, вскакивает на ноги… "Степушка! Встань… Они нагоняют… Слышишь?.." – "Не могу… Нога… нога… Докончите меня, ради Бога!.." А-а-а… звучит уже близко… Пушечное ядро пробило стену рядом. "Спасайся, Андрей!.." О, ужас!.. "Степушка!.." Плоский, страшный звук… Он выстрелил себе в рот… Ах! Стоит ли жить после того?.. Еще пушечный выстрел… "Бегите же, Тобольцев! Спасайтесь!.."

Он вздрогнул и открыл глаза. Сердце трепыхало в груди. "Степушка… Неужели правда?.. Сегодня ты… а завтра я!.." Ах, это Герман из "Пиковой дамы"… Сверкает белый костюм… Чернеют брови в трагическом изломе на бледном лице… Горят его глаза и огни люстр… Тепло как! Хорошо… "Что верно? Смерть одна…" – поет Герман. "Сдавайтесь!.." – рычит кто-то… Надвигается зверская рожа… Ах, как хорошо ударить в эти налитые кровью глаза, тупые и жадные!.. Кто это так отчаянно кричит позади?.. Еще удар… Опять двое на него… Глухой, хлюпающий звук… Толкнуло в плечо, обожгло… А тот падает ничком… Наконец!.. Он бежит, рванувшись вперед, в бешеном порыве самосохранения… Прыгает через немое, недвижимое тело, спотыкается… "А-а-а!.." – звенит за ним дикий крик погони… Стреляют… Неужели вслед?.. В него?.. Да, да!.. Еще… Пуля просвистела мимо уха и щелкнула где-то близко, в стену… Если перелезть этот забор, спасен… Отчаянное усилие… в кровь ободранные руки… Ничего, ничего… Прыжок вниз… "Неужели спасен?.. Ах, как лает эта собака!.. Ну, сейчас конец… как сделал Степан… Решено не сдаваться!.." И вдруг, сквозь дымку сна, он подумал отчетливо: "Как хорошо, что здесь нет собаки!.."

Вдруг зазвенели колокольчики… так нежно и тихо, серебряным звуком. Раскинулся луг, весь в цветах… Жаркое солнце с синего неба ласкает золотую головку мальчика в красной рубашке… Он бежит по лугу, срывая цветы, и звонко смеется… И нельзя понять, что это звенит… Его смех?.. Или это говорят цветы…