Неонилла Самухина - Операция «КЛОНдайк»

Мужчина молча сделал им приглашающий жест рукой. Филипп первым спрыгнул в катер и повернулся, чтобы помочь перебраться Есении, которую со своей стороны поддерживал за руку Леонид.

Когда пассажиры оказались на борту, мужчина не спеша завел катер и, отвалив от берега, нацелился на горящие огни стоящей вдалеке на рейде яхты. Катер словно летел по «спинам» пологих размашистых волн, иногда подпрыгивая на них и вздымая вокруг бортов фонтаны серебристых даже в темноте брызг. Силуэт большой белой яхты с каждым прыжком катера становился все ближе и крупнее.

Наконец, подскочив в последний раз на волне, катер плавно причалил к трапу, спущенному с яхты, где их уже ожидали.

Два матроса тут же пришвартовали катер к яхте и помогли пассажирам перебраться на борт. Один из матросов взял их багаж, который был так скромен, что они могли унести его и сами.

Ступив на палубу, Леонид почувствовал, как яхта ощутимо покачивается на волнах, и с беспокойством взглянул на Есению. Если ее так сильно укачивало в машине, то как же она перенесет плавание?

На палубе новоприбывших встретил сам капитан яхты – немногословный подтянутый китаец, который, сказав несколько гостеприимных ритуальных фраз на английском, отступил в сторону, приглашая их следовать за стюардом к приготовленным для них каютам.

Отплытие было объявлено немедленно. Заурчали двигатели, яхта вздрогнула и, набирая скорость, направилась к выходу из бухты.

Спустившись по крутой лесенке внутрь яхты, Филипп и Леонид с Есенией пошли следом за стюардом по коридору, в который выходило несколько дверей.

Наконец, стюард остановился у одной из них и, открыв дверь ключом, отошел в сторону, с непроницаемым лицом глядя на Есению.

– Это ваша каюта на ближайшие несколько суток, – сказал Филипп, распахивая дверь перед Леонидом и Есенией. – А я буду вот тут, по соседству. Располагайтесь!

Есения нерешительно вошла в каюту.

Она была довольно просторной, представляя собой что-то типа гостиной, из которой отходила еще одна дверь – в спальню. Есения, бросив мельком взгляд на широкую кровать, видневшуюся в проеме двери, покраснела.

Леонид почувствовал, как его затопляет дикий прилив нежности к ней: «Господи, краснеет, как девочка… Как тогда, в Юрмале…»

Он быстро подошел к Есении и, обняв ее сзади за плечи, тихо спросил, касаясь губами ее уха:

– Тебя что-то смущает?

– Слегка… Размеры спального места… – запнувшись, уточнила она.

– Но мы ведь с тобой муж и жена, вот они нам и выделили семейную каюту, – рассудил Леонид и с опаской посмотрел на Есению – дело было не в тех, кто предоставил им это откровенно широкое ложе, а в том, как Есения отнесется к разделению его с ним. Спать на стульчике у нее в ногах пятеро суток он не выдержит.

– Если я тебе буду очень мешать, то ты сможешь меня отодвинуть на край постели, кровать рассчитана не меньше, чем на восьмерых, – сказал он. – Будем с тобой перекрикиваться с одного края на другой. «Есения, ты меня слышишь?» – буду кричать тебе я. «Слышу, слышу», – отзовешься ты. Я тебе: «Как у тебя там с погодой, не слишком качает?», а ты мне: «Нет, у меня здесь полный штиль!»

Есения фыркнула и, потершись щекой о его щеку, сказала:

– Ты все такой же, шутник… А помнишь, как ты меня уговаривал не держать себя в руках и тут же признаться, как только я захочу, чтобы ты меня поцеловал?

– Помню… – тихо ответил Леонид и, зарывшись лицом в ее волосы, закрыл глаза от долгожданного и такого незабытого ощущения.

– Если бы ты знал, сколько раз я просила тебя об этом, когда нас с тобой разлучили… – прошептала Есения. – Если бы ты знал, сколько раз ты мне снился, и как я плакала, проснувшись и понимая, что тебя нет рядом со мной…

Леонид застонал и, притянув за подбородок ее лицо к себе, стал целовать ее жадными, обжигающими поцелуями.

«Родная моя, родная моя…» – рефреном звучало у него в голове.

Она потянулась к нему навстречу, словно изнуренный жаждой путник за глотком свежей воды. А он уже почти не владел собой, сжимая ее тело в объятиях и ощущая, как она откликается на его близость.

– Дверь… Ты не закрыл дверь, вдруг кто-нибудь войдет! – оторвавшись от его губ, выдохнула Есения, глядя на Леонида затуманенными глазами.

Леонид, не отпуская Есению, вместе с ней подошел к двери, вытащил с наружной стороны ключ и быстро закрыл дверь изнутри.

– Теперь тебе спокойнее?

– Гораздо! – улыбнулась она и вдруг сама притянула его к себе за отвороты куртки, припадая к его губам.

Они целовались как сумасшедшие, кружа по каюте и постепенно продвигаясь к спальне. Наконец, наткнувшись на кровать, они рухнули на нее, не разжимая объятий, и только тут Леонид сообразил, что они даже не сняли верхнюю одежду.

Быстро сбросив с себя куртку прямо на пол у кровати и глядя на запрокинутое лицо Есении с уже припухшими от его поцелуев губами, Леонид торопливыми движениями расстегнул пуговицы на ее дубленке и, откинув полы в стороны, прижался лицом к ее груди, обтянутой толстым свитером. Он вспомнил, как прижимался к ней последний раз много лет назад. Тогда ее грудь была по-девичьи высокой, а сейчас она приобрела пышные женственные формы, хотя и не потеряла своей упругости, не смотря на то, что Есения родила и выкормила их сына…

В этот момент яхта слегка вздрогнула и накренилась, видимо, в ее борт особенно сильно ударила волна.

– Что это? – спросила Есения, поворачивая лицо к иллюминатору.

– Наверное, мы вышли из бухты в открытое море, – предположил Леонид. Голос его прозвучал глухо, потому что он говорил, не отрывая лица от ее груди. – Теперь начнет качать. Как ты все это перенесешь?

Не услышав ответа, Леонид скользнул рукой ей под свитер и, вытащив заправленные в брюки края кофточки, нетерпеливо приподнял Есению и, расстегнув бюстгальтер, нежно сжал освободившиеся тугие груди.

– Если ты продолжишь в том же духе, то я, наверное, ничего и не замечу, – неожиданно ответила Есения на его повисший в воздухе вопрос и подалась навстречу ласкающей руке.

Кровь потоком ударила Леониду в голову (и другие, менее возвышенные, места). Он вскинулся, нависая над Есенией, а потом медленно опустившись на нее сверху, прижал ее к постели своим телом. Она тут же оплела его тело ногами.

– Боже, как я хочу тебя!.. – простонал он, до боли вжимаясь в ее бедра низом живота, и вспомнил, как она тогда, в их единственную ночь, удивленно отодвинулась, чтобы посмотреть, что же в нее так сильно упирается…

– Я тоже… тебя хочу! – прерывающимся голосом призналась Есения, дернувшись ему навстречу, а потом, чуть отодвинув его от себя, начала стаскивать с него свитер и рубашку. Глаза у нее при этом стали совершенно шальные.