Энн Стюарт - Холодный как лед

– Вы хотите денег, я хочу спасти Гарри. Я так себе представляю, что можно найти решение, которое устроит вас обоих. А теперь почему бы вам не снять с меня оставшийся скотч, и мы могли бы приступить к переговорам. Вы уже знаете, что я физически не представляю для вас угрозы.

– О, я бы так не сказал, – растягивая слова, произнес он, но, тем не менее, встал и вытащил из кармана небольшой нож. Йенсен наклонился, чтобы перерезать ленту на ее лодыжках, и она со всей силы опустила связанные руки на его макушку.

Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Даже мельком не взглянув вверх, он одной рукой перехватил ее запястья, пока перерезал ленту на лодыжках. Он сорвал скотч, и уж потом его синие глаза встретились с ее.

– Напрасная трата времени, мисс Спенсер, – произнес он. – К тому же вы мне только докучаете. Это ведь судно. Здесь только один выход – за борт, а я слышал, в этом месте водятся акулы.

– Сдается, что с ними мне было бы безопаснее, – пробормотала она.

Он разрезал скотч на запястьях, и до нее дошло, что использует он ее же собственный швейцарский армейский нож, который она прятала в бюстгальтере. Она даже думать не хотела, как Йенсен его обнаружил, а сосредоточилась на том, как больно он держит ее за запястья, и решила, уж если кого и нужно скормить акулам, так это Питера Йенсена.

– Йенсен – ваша настоящая фамилия? – спросила она, когда он снова сел, сложил нож и сунул обратно в карман.

– Разве это имеет значение? Я использовал много всяких имен: Йенсен, Дэвидсон, Уилсон, Мэдсен.

– Другими словами, ваша матушка не имела представления, кто ваш отец.

В тот момент, когда слова слетели с губ, ей захотелось прикусить язык. Она чуть не схватила лежавший на коленях скотч и не прилепила обратно на рот. Сидевшего напротив мужчину, наверно, от психопата отделяет какой–то шаг, и называть его мать шлюхой было величайшей дуростью.

Его лицо не дрогнуло.

– Видимо, вы не очень хороший адвокат, мисс Спенсер? Хороший юрист знает, когда нужно держать рот на замке.

Она ничего не сказала, и через мгновение напряжение в каюте слегка ослабло.

– На самом деле, к моему несчастью, я точно знаю, кто мой отец. Вам бы он не понравился… у него был весьма дурной нрав. Не хотите ли чаю?

– Что? – моргнула она.

– Не хотите ли чаю? Тот наркотик, который я вам дал, имеет свойство превращать язык в вату, а от кляпа дело только хуже. Раз уж мы на пороге вступления в переговоры, то хочу удостовериться, что ваш рот в рабочем состоянии.

Тут она совершенно точно почувствовала его взгляд на своих губах и нервно их облизала, от чего ее чувства только еще больше бросились в глаза. Он ведь поцеловал ее?

– Не очень хорошая идея. Вдобавок к наркотикам, которые я вам дал, и вашим желтеньким таблеточкам, вы могли бы понять, что слишком восприимчивы к алкоголю. Вы же знаете, что все эти средства плохо на вас действуют.

Не стоит ей удивляться, что он знает о ее транквилизаторах – просто еще одно проявление насилия.

– Жизнь полна стрессов, – заметила она. – А ведь это было до того, как меня похитили и стали приставать.

– Ну, не все так безнадежно. К вам никто не пристает. Пока.

– Это не смешно, – резко сказала Женевьева. – Если когда тебя похищают и накачивают наркотиками, не означает приставание, то я уж не знаю, что тогда это такое.

– О, я думал, вы имеете в виду нечто чуточку более сексуальное.

Она покрылась румянцем.

Очень странное ощущение. Обычно она не краснела, и произнесенный им с нарочитой медлительностью комментарий был брошен случайно, без всякого непристойного намека, однако она почувствовала, как тепло разлилось по щекам. У нее бледная кожа, и ее просто накачали бог знает каким количеством наркотиков, должно быть, у нее какая–то реакция, нервно подумала Женевьева, и он вряд ли заметит…

– Мисс Спенсер, вы что, краснеете?

– Адвокаты не краснеют, мистер Йенсен, – строго напомнила она. – А теперь, почему бы вам не рассказать мне, что вы хотите, и я определю, как мы можем прийти к соглашению.

Он ничего не сказал. Встал, пересек каюту, рывком открыл встроенный шкаф, оказавшийся небольшим холодильником. Когда Йенсен вернулся, то вложил ей в руку ледяную банку «Таба», и она чуть не расцеловала запотевшие бока цвета фуксии. Он уже открыл для нее банку, очень предусмотрительно, поскольку руки Женевьевы тряслись, когда она подносила ее ко рту.

– Вас не беспокоит, что я могу снова подсунуть вам наркотики? – спросил он, садясь на место.

– Плевать, – ответила она, выпив полбанки одним залпом, чувствуя, как холодная жидкость скользит по горлу. Женевьева закрыла глаза и издала блаженный вздох. Она так обрадовалась чему–то холодному и утоляющему жажду, что этого почти хватило, чтобы Женевьева расхотела убивать Йенсена. Почти.

Когда она снова открыла глаза, то увидела, что он наблюдает за ней.

– Так что вы хотите? – повторила она вопрос.

Он заколебался, а ведь он не казался мужчиной, которому свойственны колебания.

– Боюсь, вам нечего мне предложить, мисс Спенсер. Мне нужно сделать некую работу.

– И что она из себя представляет?

 – У меня приказ убить Гарри Ван Дорна, – произнес он скучным тоном. – И кое–кого еще по ходу дела.

Она устояла, надо отдать ей должное, отметил он. Лишь быстро мигнула, чем выдала свою реакцию на его неприкрашенное заявление. Однако поверила ему. Она была слишком умной, чтобы не поверить.

– Зачем?

– Частности мне неизвестны, да я предпочитаю их и не знать. Я отлично делаю свою работу и отчасти потому хороший специалист, что никогда не спрашиваю «зачем». Я так понимаю, если меня послали позаботиться о ком–нибудь, то, должно быть, он совершил нечто, чтобы это заслужить.

– Кто вас посылает? Кто отдает такие приказы? – потребовала она ответ.

– Неважно, даже если я вам скажу. Верите вы или нет, но мы хорошие парни.

– Хорошие парни? – издевательски усмехнулась она. – И вы собираетесь хладнокровно убить безвредного дилетанта вроде Гарри Ван Дорна?

– Уверяю вас, он совсем не такой безвредный, каким кажется, – возразил Питер.

– А что насчет меня?

– А что насчет вас?

– Вы утверждали, что вам приказано убить Гарри Ван Дорна и всякого, кто попадется на пути. Включая меня?

Ему следовало бы солгать. Людям спокойней живется, если они пребывают в неведении, что их ожидает смерть. В ином случае они впадают в панику, ведут себя неадекватно и оттого сильно затрудняют его работу.

– Вы бы поверили, если бы я ответил вам «нет»?

Она помотала головой:

– Тогда уж, поверьте мне, вы не из хороших парней. Я никогда не совершала ничего, хоть отдаленно стоящего того, чтобы за это убивали. И я не особенно хочу умирать.