смог совершить технологический прорыв, но руку на пульсе держал и о достижениях других, безусловно, был в курсе, что позволило ему значительно преуспеть в своем деле. Так началась династия, в которой ни о чем другом, кроме как о семейном деле думать уже не могли. Мой дед отстроил еще несколько цехов, в том числе литейный, и активно начал производство станков для оружейного дела, следя за всеми модификациями в этой области и занимался этим всю свою жизнь, пока не умер за пару лет до начала Великой Отечественной. Его сын, мой отец, к тому моменту уже активно вел все дела, но к тому, что началось позднее не был готов никто. Он только-только смог перебросить партию станков по предприятиям в Подмосковье, как грянула война. Оборудование начали стремительно перевозить на отдаленные заводы, спешно меняя профиль и все станкостроительные заводы, даже такие небольшие, как наш, начали работать на износ. Уже через месяц были готовы новые станки, но была подорвана железная дорога. Мост, по которому она проходила, был разрушен полностью. Станки, которые весили слишком много, невозможно было переправить даже на другой берег, не говоря уже о том, чтобы доставить их на удаленные заводы. Решение пришло мгновенно: у нас есть станки, есть материалы, давайте делать оружие, его можно вывезти частями. Получив величайшее соизволение Наркомата вооружения СССР и похвалу за смекалку, отец получил не только полномочия, но и доступ к технологиям производства, два десятка специалистов, прибывших незамедлительно и еще сотню рабочих, приехавших чуть позже. По сути, завод был на столько самодостаточен, со своим небольшим замкнутым производством, что можно было выпускать готовое изделие имея на руках один лишь металлолом, что для того времени было редкой удачей. Поначалу активно выпускали пистолеты-пулеметы системы Шпагина, как и на прочих предприятиях, к концу войны ассортимент сильно разросся, а завод так и остался оружейным. Занятый на производстве, мой отец слишком поздно для того времени озадачился вопросами продолжения рода и умер, когда мне было всего тринадцать, так и не дождавшись наследника. Для нас настали тяжелые времена. Моя мать, хоть и сведущая во всех делах, посвятив им двадцать пять лет жизни (она работала на заводе с восемнадцати, задолго до того, как они с отцом поженились), была просто женщиной, которую никто не воспринимал всерьез. Дело мужа она потерять не могла, единственно выживший на тот момент инвестор начал давить на нее, и она сделала то единственное, что могла на тот момент: вторично вышла замуж, выбрав себе в спутники волевого и решительного военного, который осел в нашем городе после войны. Он не слишком хорошо разбирался в делах, но это и не требовалось. Разделив обязанности, их союз был крепким и принес свои плоды: контроль был восстановлен. Но время было тяжелое, страна обнищала, заказов было мало и завод, по сути, едва сводил концы с концами, оказавшись без дотаций от государства как частное предприятие (а сохранить этот статус было ох как не просто). Он активно задействовал свои связи среди военных, а мама переманила к нам несколько конструкторов, которые снова занялись разработкой передовой техники взамен уже устаревших моделей. Потом грянули девяностые и оружейный завод стал самым лакомым кусочком. К тому моменту я уже счастливо вышла замуж и ходила беременной Лизонькой, когда в наш дом пришла беда: мою мать и отчима убили в их постели. Семен смог вывести меня, отстреливаясь прямо в этом доме. Утром мы поняли, что завод был так же захвачен и оккупирован, но что делать с ним они не знали, как заставить его работать тоже и грызлись между собой, пытаясь поделить уже готовую партию. Прикинув возможные варианты, Сема вышел на главаря самой крупной группировки в городе, на тот момент, и предложил ему сделку, весьма выгодную обоим: тот возвращает ему завод, а муж, в свою очередь, обеспечивает его оружием по рыночной цене, но с одним существенным преимуществом: только ему. Этот союз предполагался как бессрочный и, несмотря на некоторую неоднозначность, которую могут углядеть рядовые граждане, был не просто деловым решением. Этим человеком был господин Смолин-старший, как вы уже, должно быть, догадались. – мама замолчала, вопросительно поглядывая на гостей, которые ловили каждое слово.
– Службу Семен Викторович не оставил, чтобы не растерять необходимые контакты в армии, но фактическим владельцем завода являлись и являетесь до сих пор именно вы?
– Все верно, Сенечка. Государственные заказчики всегда были важны этому предприятию, мой отчим успел довольно неплохо наладить контакты, но времена были суровые: единожды расслабившись, можно было потерять все. К тому же, это позволяло Семе совершенно точно понимать, куда в конечном итоге пойдет поставка. Он и в мыслях не мог допустить, чтобы винтовкой, изготовленной у нас, мог быть убит хоть один наш солдат.
– Почему он не нашел Лизе мужа военного? – искренне удивился Степа.
– Ах, дорогой, – улыбнулась мама, – Лизоньке не мог указывать даже Сема. Он был жестким на работе, но таял, как масло на солнце, держа ее на руках. Конечно, он старался воспитывать ее в строгости, не теряя надежд на то, что у него когда-нибудь появится сын, которому он сможет передать дело, но случилась авария, после которой это стало невозможно. Тогда мы приняли единственно верное решение: начали посвящать ее во все дела. Это оказалось даже проще, чем мы думали. Моя девочка умудрилась совместить в себе все наши качества, – я театрально закатила глаза, давая маме понять, что она увлекается. – Времена менялись, Сема надеялся, что к тому моменту, когда он не сможет управлять делами, женщина во главе оружейного завода уже не будет вызывать смешки и ухмылки, предполагая постепенно представлять ее своим контактам, но, как вы знаете, этому не суждено было случиться. Он погиб слишком внезапно, эта командировка, которой вообще не должно было быть, сильно нас подкосила. Я решила поступить, как моя мать, снова выйти замуж, прекрасно зная, что товарищ Семы, не буду называть его имени, давно питает ко мне слабость. Он действительно достойный человек, порядочный и честный, но Лизонька была категорически против.
– Почему? – слегка поднял бровь Арсений, глядя на меня, но ответила мама.
– Она меня пожалела, – грустно хмыкнула она. – Я была слишком раздавлена, чтобы хотя бы попытаться изобразить чувства к другому мужчине и практически не поднималась с постели месяца три.
– И так я вышла за Виталия, – пожала я плечами, – холодный расчет и ничего более. Мы составили брачный
